Три дня без чародея

Мерцалов Игорь Валерьевич

И за что я тебя люблю, Василисушка? — задумчиво проговорила Милочка, румяня щеки княжны. — Ведь загадки твои да задачки, того гляди, со свету сживут. Но люблю же… Как скажешь, ласточка, так и сделаю. Велишь — и с Несладой под ручку похожу.

Неслада, дочь боярина Всехвата, славилась первою красавицей Тверди. И отнюдь не даром. По здравому рассуждению всякий, сравнив ее, например, с Василисой-княжной — предпочтение отдавал последней, но если не рассуждать.

Всем хороша была Неслада — и станом стройна, и ликом красна, и очами томна, и бровьми союзна. Ручки белые, губки алые, косы смоляные. Одна беда — глупа, как… да нет, и сравнить-то не с кем.

Красоте Неслады дружно завидовали все, включая Василису и Милочку, за что Звонка

прямо ругала их дурами. Ее, пожалуй, единственную зависть миновала. Наверное, потому, что, когда накатывала хандра, Звонка готова была считать привлекательнее себя вообще всех без разбору, не внимая увещеваниям подруг. Из пропасти отчаяния, в которую загнала себя дочка ошуйника, завидовать самой Несладе было, по меньшей мере, неразумно.

Все-таки с Несладой все были в ладу. Вызывай она одну только зависть — конечно, ожесточились бы девичьи души, и даже справедливая княжна не смогла бы защитить ее от нападок наперсниц. Но дружба с Несладой имела выгоды. Ибо сватались к ней много и усердно — и давно, едва в поневу вскочила. Однако прижимистый Всехват вечно бывал недоволен женихами: то недостаточно знатен, то недостаточно богат, а то — всем взял, да исходит из рода, с которым Всехват когда-либо что-либо не поделил. Считая, что сватовство из такого рода — только повод вернуть когда-то из-под носа уведенное добро, отец Неслады таких женихов разворачивал с особым удовольствием. Он и вообще мириться не любил и не умел, почитая мир уделом слабаков.

И жила Неслада уже девятнадцатую весну в девках. А те, кто с ней дружили, с завидным постоянством выходили за отвергнутых Всехватом женихов. Саму Несладу это нисколько не смущало: достойная дочь своего отца, она мечтала о ладожских княжичах да вязантских царевичах.

В число близких подружек Неслады ни Звонка с ее приступами самобичевания, ни Милочка с душою — тихим омутом не входили. Но если надо, значит, надо…

— Венды, думаю, укрывали у себя преступных нелюдей, платили им за нападение. Стало быть, надо сведать все, что может это подтвердить. Но поскольку венды явно не единственные в заговоре, нам связи нужно найти, — продолжала княжна. — Так что ищем все странное и необычное, что может иметь отношение к заговору. Какие чужаки, когда и зачем навещали посольство? Опять же: когда, куда и зачем ходят сами посольские? Про деньги тоже не помешает: когда, куда и на что уходили из посольской казны крупные суммы? В разговорах можно пользоваться слухами о близкой свадьбе: подготовка, подарки и все прочее. Безопасность тоже подойдет, хоть все молчат, но видно же, что Охранная дружина взбудоражена. Ничего подозрительного не будет в том, что подружки княжны в этих вопросах любопытство проявят. Звонка, ты узнаешь все то же самое, но с другой стороны.

— Это с какой?

— Поскольку я скоро стану замужней, значит, пришло мне время смену себе подыскать, кому заботу об Иноземном подворье передоверить. Вот тебя якобы я сменой и назначила. Подбери себе пару девчонок потолковее — вроде помощницы тебе требуются. Ну, тебе-то не нужно объяснять, что да как. Ты со мной ходила — знаешь, кто там конюхи, кто ключники. Начнешь с обычных вопросов: добро ли кормятся, не текут ли крыши? А потом на то же сворачивай: любопытствуй обо всем подряд. Тоже старайся понять, в заговоре ли собеседник. Если нет, все необычное должно его встревожить — тут и наседай.

— А что, Василисушка, если окажется, что в заговоре все — от верховного посла до стряпчего? — спросила Милочка.

— В это я не верю. Такой заговор и двух часов не удержится в тайне, — заявила княжна. — Вот еще что важно, девоньки. О ком бы речь ни зашла, никого со счетов не сбрасывайте. Как бы ни доверяли человеку, все вызнавайте. Даже если подозрения на мне сходиться будут, да хоть на батюшке моем! Зерна от плевел, если что, потом отделять будем, сейчас важны сведения. Хотя, сказать по совести, очень надеюсь я, что сумеем мы сегодня же и прижать вендов…

— Понятно, — сказала Звонка. — А прочим девкам

что делать?

Василиса позволила себе коварную улыбку, а Милочка пояснила:

— Что и всегда, Звонушка: галдеть и с толку сбивать.

* * *

Принарядившись как на праздник, подруги покинули светелку.

— …А если я кокошник поправлю, значит, заговор явен и можно говорить с вендами жестко, напрямую, — говорила княжна, вдохновенная мысль которой не уставала работать. — А если…

— Василисушка, да ведь подозрительно будет, если мы только почесываться да подмигивать станем.

— Скорее сами запутаемся, — добавила Звонка. — Ты их столько уже придумала, знаков тайных — не знаю, как Милочка, а я забывать начала.

— Ладно, на месте разберемся. Созывайте девичник, я пока слуг подниму, — решила княжна.

— Звонушка, а ты одна иди, — предложила Милочка, глядя в окно. — Я пока поупражняюсь в очаровании и обольщении.

— Кто там? Слуга Непряда? — посмотрела Василиса. — Ну, Милочка, не мелковато ли? Невелика птица…

— Я же говорю — поупражняюсь, — пожала плечами Милочка.

Хорошо зная внучку одесника, можно было разглядеть в ее наивных глазах огонек любопытной мысли. Спрашивать ее в таких случаях бесполезно: наперед ничего не скажет.

— Да ты разве знаешь его? — спросила Василиса. — Вроде из новых…

— Сейчас и узнаю.

Подруги разошлись по кремлю.

Кремлем называется крепость на холме, вокруг которой строится город. В самой крепости, кроме прочего, стоит могучий терем-башня, где и воинский запас хранится, и казна княжества под замками сокрыта, где дума боярская заседает, где приказы дела свои решают; сей терем тоже называют кремлем. А иногда слово «кремль» относят ко всему холму и к лежащим у его подножия иноземным подворьям. При это странным образом никто не путается, о чем речь. Молвит боярин: «В кремль иду» — значит, в башенный терем ко престолу княжескому собрался. Дружинник то же речет — ясно, в детинец крепостной шагает. А скажет торговец — ну, видать соль-масло чужестранцам повезет.

Нечто похожее и с самими чужестранцами. Каждое посольство именуется подворьем, но и все полукольцо их объявшее кремлевский холм с северо-востока, тоже подворьем называют — Иноземным. В старые времена предлагалось говорить «Чужестранная слобода» или «Пришлецов конец», но первое не устраивало бояр, второе — самих послов

Хозяйство у гостей немалое. Общим счетом в посольствах проживало две с половиной тысячи человек. Если, скажем, авары обходились присутствием в Дивном пятнадцати душ, то вязанты держали триста — с подобающей пышностью, на трех подворьях в соответствии с тремя основными областями страны. Чтоб обустроить, накормить и приветить всю эту ораву, требовалось немало сил. По уму, этим должен был заниматься Иноземный приказ Непряда, но как в разные годы его ни усиливали, он едва поспевал с основными делами — приемами, переговорами. В итоге уход за гостями лежал на кремлевских ключниках, пока не подросла княжна Василиса и не взяла решительно и бесповоротно чужедальних гостей под свою опеку.

Наведывалась она туда частенько, но обычно — в сопровождении двух-трех слуг, иногда вместе со Звонкой. Такого нашествия, как сейчас, Иноземное подворье еще не видало. Четыре знатные девицы, при каждой служанка, несколько плохо понимающих, что они тут делают, молодых бояр из непрядовичей и стражников, приставленных к шествию Болеславом по просьбе княжны — «для пущей важности».

Со стороны глянуть — девичья придурь, не больше. Но весело, шумно, задорно. Вообще-то княжна, разойдясь не на шутку, подумывала еще боярских дочек прихватить Да всех на возки усадить, а у Болеслава выпросить десятка два дружинников, но Звонка отговорила: и так уже вечер, а за сегодня нужно навестить Вязантское подворье (по чину положено) и Готландское (кого еще после вендов подозревать, как не их? Жаль, что бургунды в Дивном послов не держали).