Три дня до смерти

Мединг Келли

— По своей природе застенчивые люди склонны к чему?

Я обдумывала этот вопрос, пока ответ не пришёл сам собой.

— Она была одинока. Ты думаешь, что одиночество — спусковой крючок?

— Он вполне соответствует логике.

— Твоей логике?

— Не совсем.

— В смысле?

— И опять не отвечу прямо.

— Ну же, Вайят, ты должен научить меня, как это делать. Я не могу просто разыгрывать одиночество и надеяться, что перенесусь на десять футов. Что, если я появлюсь между стен? Это может быть болезненно.

Он вздохнул

так драматично, что профессиональный актер мог бы им гордиться.

— Можешь считать это высокомерием. Заносчивым высокомерием в самом худшем его проявлении.

Я улыбнулась:

— Так что? Ты забыл засунуть свою заносчивость куда подальше, когда разбирался в этом вопросе?

Он нахмурил брови и собрался мне возразить. Я показала язык — жест, гарантированно вызывающий улыбку. Сработало.

Боковым зрением уловила тень — большую птицу, которая исчезла прежде, чем я успела повернуть голову. Слишком большая для голубя, но кто ещё? Я подумала о Данике и была поражена внезапным приступом грусти.

— Эви?

— Да? — Он что-то сказал?

— Ты чувствуешь разрыв прямо сейчас? Ты говорила, что чувствовала покалывание, как от статического электричества.

Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и выдохнула. Он был там, но более далекий, чем в Первом Пределе. Слабый намек на магию чуть ниже поверхности земли. Я ухватилась за жужжание и попыталась его притянуть. Попросила его гореть чуть ярче.

Магия игнорировала меня и оставалась далеко, бледным отблеском силы.

— Я ощущаю разрыв, — проговорила я. — Совсем слабо, но он есть.

— Используй свой спусковой механизм, чтобы притянуть его энергию. Сконцентрируйся на чувстве одиночества.

— Угу. — Трудно чувствовать себя одинокой, когда Вайят давит на меня. Но он не всегда будет рядом. В конце этого дня один из нас (или оба) будет мёртв, мы будем разлучены навсегда. Останется только один.

Слезы жгли мне глаза. Ноздри раздулись. Инстинкт подсказывал отогнать подобные мысли и оставаться позитивной, но мне нужна эта эмоция. Нужно было почувствовать одиночество. Я держалась, пытаясь представить себе жизнь без Вайята. Провести следующие пять, десять или тридцать лет без него в своей жизни. Без его голоса в моей голове.

Слабый гул обрушился на меня сверху, как водопад, пронзая с головы до ног и обратно. Волосы на руках встали дыбом. Кожа вспыхнула и казалась одновременно горячей и холодной. Каждая клеточка моего тела вибрировала, угрожая в любой момент разлететься на части и развеять меня по миру.

— Я чувствую это, — проговорила я, и слезы потекли по моим щекам. — Я подключилась, Вайят.

— Представь себе другую сторону крыши, Эви. Всего несколько футов. Пусть разрыв перенесёт тебя туда.

Я подумала о месте в десяти футах от него, рядом с краем. Смола там казалась тоньше, готовая в любой момент протереться и просочиться в дешевую квартиру внизу. Тело вибрировало. Страннейшее ощущение движения перемежалось с ослепляющей головной болью. Я пошатнулась, а затем повалилась на бок,

когда мои руки не нашли опоры.

Что-то врезалось в меня. Упав с небольшой высоты, я ударилась о мягкую смоляную крышу, а сверху на меня навалилось тело. Я резко открыла глаза. Вайят смотрел вниз широко распахнутыми, испуганными глазами, с открытым ртом, тяжело дыша. Боль в голове сменилась ноющей болью между глаз.

— Что случилось? — спросила я.

— Всё сработало. Но ты немного промахнулась.

Мы приземлились на крышу, почти касаясь руками края. Десять дюймов влево, и я бы промахнулась окончательно. В животе у меня всё сжалось.

— Чёрт возьми, я чуть не убила себя.

— Нам просто нужно потренироваться.

— Тебе легко говорить.

Он устроился поудобнее, не предпринимая никаких попыток, чтобы слезть с меня. Я толкнулась бедрами. Он хмыкнул и толкнулся в ответ, дразня меня. Придурок.

— Ты собираешься слезать? — спросила я.

— Можешь и сама выбраться.

Во второй раз на то, чтобы ощутить одиночество, ушло больше времени, в немалой степени из-за Вайята. Трудно представить себя без него, когда он на мне, — это серьезно влияло на мою концентрацию.

Я подумала о нашем совместном пребывании в доме Амалии. Что, если это была наша последняя возможность быть вместе? Досада сменилась грустью. Я вцепилась в неё и погружалась, пока не открылся источник. Магия снова пронзила меня.

Лицо Вайята поблекло. Боль усилилась. Мое зрение расплылось в массу кружащихся цветов и несфокусированных форм. Я снова двинулась вперёд, но слишком поздно поняла, что не сосредоточилась на цели.

Тупая боль превратилась в острый шип мучительного страдания, пронзивший мой череп сверху донизу. Я взвизгнула. Движение прекратилось. Упав, я ударилась о прохладную гладкую поверхность и свернулась в маленький комочек. Головная боль не утихала. Она пронзила меня насквозь. В глазах вспыхивали яркие цветные пятна.

Со временем боль притупилась, и сознание вернулось. Знакомые запахи и голоса. Чья-то рука легла мне на плечо, другая — на поясницу, легонько поглаживая. Я сосредоточилась на этих движениях, позволяя им успокоить мои нервы и измотанный мозг, затем приоткрыла один глаз.

Кухня в квартире Руфуса. Удачное перемещение. Вайят стоял позади меня, шепча нежные слова поддержки. И извинения. Я повернула голову. Каждый мускул на моей шее протестовал. Удивление и гордость сияли на его лице.

— Это было впечатляюще, — произнёс он.

— Но чертовски больно, — возразила я.

— Дерьмовые побочные эффекты.

Я застонала, соглашаясь:

— Откуда ты знал, что я окажусь здесь?

— Я не знал. Когда ты не появилась, я запаниковал и начал искать. Надя нашла меня на лестничной площадке. — Руками он продолжал массировать мою спину и плечи. — Но с другой стороны, теперь мы знаем, что ты можешь перемещаться сквозь твердые объекты.

— Да, и мне кажется, что меня разрывает на части.

— Хочешь ещё попрактиковаться?