Три дня и три ночи в загробном мире
Шрифт:
Над чёрной пропастью мы прошли быстро и легко. А что я видел в этой пропасти, если нужно будет, расскажу после. Старец, дорогой мне и близкий, как сама жизнь моя, не оставил меня в страшном переходе и крепко держал за руку.
Боже, какой радостный свет был в этом краю!
Деревья зеленели, увешанные плодами, кругом цвели цветы, и широкая радость лилась, как большая река, через сердце.
Мы опустились на траву под деревом, и я сладко зевнул. "Усни, коль устал от дороги, — сказал Старец. — А я посижу. Я никогда не сплю".
Долго я спал, а когда проснулся, испугался, что
Мне показалось, что я бесконечно долго спал. Обеспокоившись, я спросил Старца, почему он меня не разбудил? Но он улыбнулся и сказал, что я спал всего один час. Я изумился этому, ибо мне казалось, что я проспал целый год.
Глянул кругом: вижу лето во всей красе, залитое солнцем, и сердце моё исполнилось блаженства. "Дедушка! Мне так радостно, что мы достигли этой страны. Тут — день летний, светлый и чистый, и далеко-далеко всё видно!"
"Да, — молвил Старец, — радуйся, это твоё лето, ты родил его; знаешь, сказано: что человек посеет, то и пожнёт… И светлый день, и радостное благое лето — твои, вышли из тебя, чтобы светить и тебя радовать. И куда мы идём, и что в себе несём — то и будем видеть и переживать, тем и ублажать себя будем. Всё, что мы видели, видим и будем видеть, со всеми переживаниями нашими, всё — наше, от нас и для нас, через нас и к нам. Не было бы нас: меня, тебя или того человека, — он указал рукою на шедшего вдали — не было бы ничего. Ни света, ни тьмы, ни добра, ни зла, ни бытия, ни небытия. Но так как "ничего и ничто" не может быть и не бывает, то — есть свет и тьма, добро и зло, жизнь и смерть, Бог и дьявол… Кто стремится к Свету — к тому и Свет стремится; кто жаждет Истины и Правды, того жаждут и они; кто идёт к Любви и Радости, к тому торопятся и они. Кто жаждет Жизни и Блага, с тем они и бывают вместе. Кто близится к Богу, к тому и Бог приближается, и он станет Ему подобен".
Я не мог понять слов Старца о том, что всякий человек — сам себе Свет на пути к Богу; и чтобы жить в вечном Свете и родить лето-блаженство и радость из себя — от Бога? Старец видит, что я не понимаю его слов, улыбнулся и сказал:
— Куда это лето, что ты видишь, скрылось и делось, когда ты уснул?
— Не знаю. Может, оно и было так, как есть…
— Ну, а та холодная тьма, что ты видел во сне, откуда она взялась?
Я не мог сказать, откуда родились те ужасы, кои я видел во сне, да и не знал: сон ли то был?
"Верно ты говоришь, что не знаешь, — сказал Старец. — Незнание и есть причина всех бед людских на земле. Неведение есть зло и грех, дьявол и ад. Но кто своего неведения не считает знанием, тот может найти ключ к познанию истины и жизни Света, к блаженству и Богопознанию".
Я слушал Старца, но слов его не понимал. Я знал, что он — мудрый, и вера его высока и свята. И я спросил: "Дедушка, скажи мне, какой ты веры? Научи меня, и я приму твою веру. Я давно ищу правильную веру и не знаю, правильна ли та, которую я исповедую?"
"У вас вера — от чувственного ума вашего и от страха. Вы веруете потому, что желаете каждый себе добра и спасения от страха и страданий. Ваша вера — получить спасение, благо и радостный покой и отомстить
Я сказал, что так оно и было, как есть.
Старец улыбнулся и ещё раз спросил: "А откуда появилась та пустыня и холодная тьма, что ты видел во сне?"
Я сказал, что не знаю.
"Правду говоришь, что не знаешь… Ты уснул некогда, и во сне ещё раз уснул, и, не пробуждаясь, уснул в третий и четвёртый раз. А потом пробудился, а в пробуждении ещё раз пробудился… И так каждый человек в любом засыпании и пробуждении всегда считает себя в настоящей яви и не знает другой яви, и всё остальное ему кажется сном. Вот скажи мне, сын мой, в каком ты состоянии и сознании находишься теперь? И что ты видишь вокруг себя: сон или явь?"
Я сказал, что это — явь, да и не мог иначе сказать. А пустыню, холодную тьму, все страдания и страхи я видел во сне.
Старец улыбнулся, посмотрел на меня своими кроткими и светлыми глазами. И взяло меня сомнение, что виденное мною во "сне" — было сном, ибо оно выглядело иначе, чем сон.
"Так если человек видит и переживает, и не может сказать: что истинно? — продолжал Старец, — то как же можно опереться на веру без разумения и познания?" Потом он добавил: "Теперь тебе веровать не надо; вот пойдёшь, увидишь и узнаешь, а после будешь веровать уже истинно, и разумением и сердцем".
Долго Старец меня напутствовал и поучал перед тем, как отправить в светлые святые страны.
"А теперь, — говорит, — пойдём, сын мой, дальше!"
Когда мы тронулись в путь, солнце так сияло, что сердце моё трепетало от неописуемого счастья и радостной лёгкости во всём теле.
Мрак остался позади. И как после бури и грозы — тихо, всё блестит и цветёт. Кругом поля, сады, птицы поют, хлеб в полях колосьями нам кланяется. Деревья покрыты множеством плодов. Вот, думаю, теперь-то видно, что мы действительно за границей. Всё здесь лучше, чем у нас, а плоды и цветы такие, каких у нас я никогда не видел.
И одеяние на мне было уже иное — белое и чистое, как снег. Душа моя наполнилась блаженством радости при мысли, что я иду туда, куда так страстно и давно стремился…
Потом встретились нам озеро и река, и вода в них была прозрачная и блестела, как серебро. Вдалеке ходили по полям и садам люди. Виднелись жилища. Дорога, по которой мы шли, была ровная и прямая, среди садов с плодовыми деревьями и цветами.
Навстречу стали попадаться люди, добрые и приветливые. Они ласково просили нас зайти к ним, отдохнуть и погостить. Сердце моё трогало и умиляло, что здесь были люди, каких я никогда не видел и не встречал.