Три дня с миллиардером
Шрифт:
Лопата новая, заточенная до состояния лезвия, но грунт, прошитый корнями деревьев, поддается с большим трудом. Я стараюсь не думать о предназначении ямы, в которую мы с Демидом постепенно углубляемся. С радостью меняюсь с ним инструментом, когда ему надоедает ковыряться чайной ложкой. И даже не отказываюсь от глотка холодного пива.
— Детство на огороде бабули пошло тебе на пользу.
Антон не был бы собой, если бы оставил мою копку без комментария.
Сдув упавшие на лицо волосы, я вытираю влажный лоб тыльной стороной
— Может, поможешь?
— Я уже накопался. В свое время. Настало ваше. Тренируйтесь.
Странно, но с рассветом, встречающим меня, выползающую из ямы едва живой, мне становится абсолютно все равно, что в ней похоронят: старую елку, сундук с золотом или труп. Я просто сижу на куче сырой земли и устало выковыриваю грязь из-под ногтей. Пока зарычавшая в лесу машина не заставляет меня поднять лицо.
Все тело ноет. Мышцы горят огнем. В шее жуткая ломота. Рук поднять не могу. А Громов кивает мне на багажник подъехавшего джипа и, открыв его, демонстрирует завернутый в черный полиэтилен труп.
— Да ну нафиг? — протяжно вздыхаю я. Хочется разрыдаться. Упасть в готовую яму, и пусть присыпают землей. Только выбраться бы из этого непрекращающегося кошмара.
— Поднимай булки, Рина. — Громов выволакивает труп из багажника и бросает на землю тяжелым закостенелым манекеном.
— Антон, это уже не смешно, — произношу дрогнувшим голосом. — Я не могу… Это же… Преступление…
Антону мой ответ не нравится. Оставляет Демиду и Генриху право тащить тело дальше. Приближается ко мне, садится напротив и, глядя в глаза, твердит:
— Когда этот мудила приперся нас с тобой порешить, ты не умоляла меня не трогать его. Так что я оказываю ему незаслуженную честь похоронами. А следовало бы просто в реку бросить или забетонировать в фундамент на какой-нибудь стройке.
— Но почему ты меня в это втягиваешь? — Хлюпаю носом, не в силах больше сдерживаться.
— Задрало меня видеть в твоих глазах омерзение. Словно я червяк какой-то, — цедит сквозь зубы. — Я не святой, Рина. Никогда не скрывал этого. На моей совести два убийства. Это, — кивает на труп, полетевший в яму, — и еще одно. В восемнадцать чувака грохнул. Этот тебя мог застрелить, а тот — Льва Евгеньевича. Я за вас жопу драл. Взамен прошу лишь каплю благодарности.
— Ты заставил меня копать моги-и-илу… — реву я, грязными руками размазывая слезы по лицу.
— Стираю между нами границы. Заодно напоминаю тебе, что всегда может быть хуже. Не три глаза. Конъюнктивит будет.
Вздохнув, опускаю взгляд на кольцо.
Все началось с какой-то побрякушки, а теперь я помогаю бандитам закапывать труп. А что будет дальше? Громов вынудит меня убить кого-нибудь? Хватит! Тот день все равно настанет, как бы я ни оттягивала время.
Сняв кольцо, кладу его на грязную ладонь и, разглядывая, наконец признаюсь:
— Я обманула тебя.
— Что? — переспрашивает Громов.
Я встаю
— Я выблевала твое кольцо в ту ночь, когда на нас напали в Москва-сити. Я промыла его, пока переодевалась в туалете, и в своей сумке перевезла в дом твоих родителей.
— Поэтому ты и обжималась с ней, как с секс-террористом, — хмыкает он, не особо тронутый моим признанием.
— Я боялась, что ты сразу убьешь меня! Я поэтому и про беременность вчера ляпнула. Потому что УЗИ бы показало, что кольца во мне нет. — Переведя взгляд на Генриха, виновато говорю: — Прости, что тебе пришлось… Клянусь, у меня даже в мыслях не было смеяться над тобой.
— Да я ничего не делал. — Пожимает он плечом, не отвлекаясь от закидывания земли в яму.
— То есть? — Снова смотрю на Антона с самодовольной ухмылкой.
— Я видел, как ты вытащила кольцо из своей блевотины. С самого начала знал, что ты дуришь меня. Но за тобой было забавно наблюдать и гадать, когда же признаешься.
— Ты еще хуже, чем я думала! — рявкаю со психу и, развернувшись, швыряю его поддельное кольцо подальше в лес.
Вокруг меня воцаряется мертвая тишина.
Генрих и Демид замирают с лопатами в руках. Их босс превращается в бледную статую.
— Ты че, дура, сделала?! — ревет он раненым зверем, глядя в пустоту, в которой растворилось маленькое украшение.
— Это не то кольцо, — отвечаю с облегчением. — Твое спрятано в вентиляции в ванной. Над унитазом. За сеткой.
Запустив пальцы в волосы, Антон закрывает глаза и рычит сквозь зубы.
— Что не так-то? — Развожу я руками.
— Это и есть то кольцо, — проговаривает Генрих. — Я нашел его в вентиляции, когда вы ужинали на заднем дворе.
Я звучно сглатываю, пискнув:
— Ой, мама…
Воздух в лесу становится тугим и тяжелым. Весь мир ждет реакции Антона Громова, которому теперь ничто не мешает прикончить меня. Могилку себе я уже выкопала.
Шмыгаю носом. Коленки дрожат. Чувствую себя провинившимся ребенком. Нашкодившей девочкой. Аж сердце трепыхается.
— Выкапывай! — первым нарушает безмолвие Генрих.
— Чво? — именно так переспрашивает у него Демид.
— Жмура выкапывай! — повторяет тот. — Отвезешь на полигон и проследишь, чтобы чисто сделали.
Бедный парень: застрелили, заморозили, закопали, выкопали. Мурашки по коже несутся от мысли, что и меня с такими же церемониями «хоронить» будут.
Сорвавшийся с места Антон подскакивает ко мне, задирает руки в желании придушить, но тормозит, когда я вжимаю голову в плечи и морщусь.
— Хр-р-р!!! — рычит он сквозь плотно стиснутые зубы. — Как тебя вообще земля носит, Рина?! Ты же сущее наказание! Ошибка, мать ее, природы!
— Тебя же как-то носит, — слетает с моего языка, и крепкая рука сжимает мой подбородок.