Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта
Шрифт:
Лиля. Никогда не могла пожаловаться на отсутствие мужского внимания. Мне было 15 лет, и на летние каникулы мама повезла нас за границу. В Бельгии мне сделал предложение студент. Мы разговаривали с ним о Боге и любви. Я отказала, потом он прислал открытку: замок, увитый плющем и надпись: «Я умираю там, где привязываюсь»… Помню какой-то поезд, я сижу на ящике с копчеными гусями и до поздней ночи флиртую с каким-то офицером. Решила прекратить: «Я — еврейка». Пауза. Он ошарашен. Потом говорит: «Ничего, ничего, для женщины это не страшно». В Тифлисе меня атакует молодой татарин — богатый, красивый, воспитанный в Париже. Он предлагает мне 2 тысячи на туалеты, чтобы я прокатилась с ним по Военно-Грузинской дороге. В Польше, у бабушки в Катовицах, передо мной на колени падает родной дядя и бурно требует выйти за него замуж,
Эльза. Мама не знала с Лили ни минуты покоя и не сводила с нее глаз.
Лиля. Под Дрезденом, в санатории, его владелец — весь в шрамах от дуэлей — засыпает мой номер цветами и каждый вечер к ужину мне одной подает голубую форель. Умоляет выйти замуж, обещает немедленно развестись с женой…
Эльза. Мама схватила нас в охапку, и мы стремглав уехали домой. А помнишь поездку в Царское село?
Лиля. Напротив сидел странный человек, и все на меня посматривал. Длинный суконный кафтан на пестрой подкладке, высокие сапоги, прекрасная бобровая шапка и палка с дорогим набалдашником — и грязная бороденка, черные ногти. Я беззастенчиво его рассматривала, и он совсем скосил глаза в мою сторону, причем глаза ослепительно синие, и вдруг, прикрыв лицо бороденкой, фыркнул. Меня это рассмешило, и я стала с ним переглядываться.
Эльза. Так и доехали до Царского села. Там я говорю Лили: «Ты хоть знаешь, кто это? Распутин [81] »
Лиля. Когда ехали обратно, он сел с нами в один вагон и стал разговаривать со мной: кто такая, как зовут, чем занимаюсь, есть ли муж, где живу? «Так приход и ко мне обязательно, чайку попьем, ты не бойся, приводи мужа, только позвони сначала, а то ко мне народу много ходит, вот телефон».
Эльза. Она действительно хотела пойти к Распутину, но когда я ей показала пьяного извозчика, точь-в-точь похожего на Распутина, охоту отбило.
81
Распутин (Новых), Григорий, «Царский друг» (1869–1916) — крестьянин села Покровское Тобольской губернии. Приобрёл всемирную известность благодаря тому, что был другом семьи последнего российского императора Николая II. В 1900-е среди определённых кругов петербургского общества имел репутацию «старца», прозорливца и целителя.
Лиля. Был еще сын фабриканта-миллионера. Каждый день присылал цветы, к ужасу мамы, — ведь я еще была гимназисткой. Он сумасшедше любил меня и хотел, чтобы я умерла, для того, чтобы умереть вслед за мной. Но меня это совершенно не устраивало. К тому же появился Осип, и я прогнала сына фабриканта. Но потом все же позвонила. Сказала, что вернусь к нему, если он достанет цианистого калия для моей подруги. Он меня так обожал, что содрогнулся, но принес. Я ему не объяснила, что у меня все разладилось с Осипом, и я решила не жить. Через три дня я приняла таблетки, но меня почему-то пронесло. Потом я узнала, что мама, заподозрив неладное, обыскала мой стол, нашла яд, тщательно вымыла флакон и положила туда слабительное. Вместо трагедии получился фарс.
Эльза. А помнишь Гарри Блюменфельда [82] ?
Лиля. Я увидела Гарри у своей подруги. Ему было 18 лет. Он приехал из Парижа, там учился живописи. В нем все было необычайно, где бы он ни оказался, он немедленно влюблял в себя окружающих. Разговаривал так, что его, мальчишку, часами слушали бородатые дяди. Его слова заставляли вас думать. Он великолепно рисовал. Вскоре у нас завязался роман, виделись каждый вечер. Он посоветовал мне ехать учиться в Мюнхен скульптуре, и сам вскоре поехал за мной. В Мюнхене он вздумал писать меня. Задумана «Венера». Холст уже натянут. Я буду лежать голая на кушетке, покрытой ослепительно белой слегка подкрахмаленной простыней. Как на блюдце. Я стою, сижу и лежу часами совершенно нагая. Страшно устаю, мерзну, мне надоедает, но я терплю, ибо рисунки удивительно хороши и потрясающе похожи.
82
Блюменфельд, Генрих (Гарри, Андрей) (1893–1920) — русский художник-постимпрессионист,
Эльза. Лиля, неужели тебя писали голой?
Лиля. Конечно. А ты бы позировала в шубе?
2
Лиля. Осип Брик [83] . Моя судьба. Мы познакомились, когда мне было 13 лет, а ему 16.
Осип. Я стал звонить ей по телефону, тогда это было редкостью. Потом мама и папа устроили елку. Я поехал провожать Лилю на извозчике и, прощаясь, спросил: «А не кажется ли вам, Лиля, что между нами что-то большее, чем дружба?»
83
Брик, Осип (1888–1945) — российский литератор, литературовед и литературный критик.
Лиля. Мне не казалось, но очень понравились такие слова. И неожиданно я ответила: «Да, кажется».
Осип. Мы стали встречаться ежедневно, но потом я чего-то испугался. В один из вечеров ясказал ей, что ошибся и что люблю недостаточно.
Лиля. Я больше удивилась, чем огорчилась. Но вскоре поняла, что каждую минуту хочу быть вместе с ним. Я делала все, что 16-летнему мальчику должно было казаться пошлым и сентиментальным. Когда Ося садился на окно, я немедленно оказывалась в кресле у его ног, а на диване я садилась рядом и непременно брала его за руку. Он вскакивал, шагал по комнате и только один раз за полтора года как-то смешно и неловко поцеловал меня. Летом мы с мамой должны были уезжать в Тюрингию.
Осип. Расставаться было очень тяжело. Я обещал писать ежедневно.
Лиля. Я немедленно отправила ему длинное любовное письмо, еще и еще… Много дней нет ответа. Наконец! Его почерк. Бегу в сад за деревья. Всего любезные три строчки!
Осип. Я на это и рассчитывал.
Лиля. С горя у меня начался тик. Вернувшись в Москву, я через несколько дней встретила его в Каретном ряду. Постояли, поговорили, я держалась холодно и независимо, но вдруг сказала: «А вы знаете, я вас люблю, Ося». С тех пор это повторялось семь лет подряд. Семь лет, каждый раз встречаясь с ним, я говорила, что люблю его, хотя за минуту до этого и не думала об этом. У меня были поклонники, один раз я даже замуж собралась, но появлялся Ося — и нет поклонника. Я любила его.
Осип. За это время она успела год проучиться на женских курсах, на математическом отделении, бросила, ушла в Архитектурный институт, увлеклась живописью, уехала в Мюнхен учиться скульптуре, вернулась из-за болезни отца.
Лиля. Закрутился роман с одним мутным зрителем музыки. Вялый роман, мне он не нравился, но было любопытно. Однажды я была у него дома. Его сестра ушла на кухню мыть посуду, и пока журчала вода, в столовой, на диване все произошло. Я его возненавидела, и больше мы никогда не виделись. Но вышло так, что я забеременела. Это был настоящий «скандал в благородном семействе», родные отправили меня в провинцию к дальним родственникам «подальше от греха».
Осип. Когда она вернулась, мы сговорились по телефону встретиться в Художественном театре. Я побежал туда. Давали «Вишневый сад».
Лиля. На следующий день, в каком-то кафе он сказал мне: «Ты — моя весна!» Это была фраза из спектакля.
Осип. Дорогие папа и мама! Я стал женихом. Моя невеста, как вы уже догадались, Лили Коган. Я ее люблю безумно, всегда любил так, как, кажется, еще никто не любил. И она тоже. Вы не можете себе вообразить, в каком удивительном состоянии я сейчас нахожусь. Я знаю, вы меня любите и желаете мне добра и самого великого счастья. Так знайте, это счастье для меня наступило. Лили молода, красива, образованна, из хорошей еврейской семьи, меня страшно любит — чего же еще? Ее прошлое? Но то, что было в прошлом, — детские увлечения, игра пылкого темперамента. И у какой современной барышни этого не было? Лиля — самая замечательная девушка, которую я когда-либо встречал, и это говорю не только я, но все, кто ее знает. Не говоря уже о том, что у нее богатая душа, глубинная сила чувств…