Три года октября
Шрифт:
Первым моим посетителем была Магдалина Калинкина. Она робко постучалась и, только получив мое разрешение, вошла. Выглядела она как нашкодившая школьница, стоя прислонившись к стенке, опустив взгляд и мня пальцами края широкой юбки.
– Алексссей Дмиттттриевич, я ххотела поппросить у вас ппрощение за все те ппридирки к вашей пперсоне, котторые я ппозволила себбе ппо глуппости. Я ввела себя непподобающе. Мне ннет пппрощения. Если вы меня пппростите и не ссстанете увввольнять, я обещаю сстать вам надежжной оппорой, на котторую вы ввсегда сможжете пположиться по люббому воппросе.
– Магдалина Алексеевна, с чего вы взяли, что я хочу вас уволить? – спросил я. Не
– Виддите ли, я ппредположжила это. Веддь я ббываю нессносной. Мне об этом тттвердят даже мои дддети.
– Это все, что вы хотели сказать?
Мада кивнула, так и не осмелившись взглянуть мне в глаза.
– Раз это все, тогда я попрошу вас занять свое место в приемной и прислать ко мне первого пациента.
С трудом сдерживая слезы радости, старушка закивала и, не скрывая улыбки, поспешила выполнить мое поручение.
Я принял первого пациента, затем второго, десятого, после последовала работа с отчетностью, с решением возникших проблем в отделениях, которые требовали мое участие, и я даже не заметил, как прошел день. Затем прошла неделя, месяц, два…
Время текло как вода сквозь пальцы, как банально бы это не звучало. С Безбородовым мы не общались напрямую. Все свои вопросы к нему я передавал через Остапа. Вскоре ко мне начали приходить жалобы со стороны родственников скончавшихся пациентов о том, что патологоанатом принимал их в неподобающем виде: от него пахло спиртным, сам он был небрит и в мятом халате и, что самое неприятное, он просил деньги за дополнительные услуги, которые больница либо не предоставляла, либо оказывала безвозмездно. После таких новостей, я спускался в подвал, чтобы самому убедиться в правдивости данных обвинений, но никогда не заставал Безбородова на месте. Видимо, его всегда кто-то оповещал заранее о моем визите. И скорее всего, этим кем-то был Остап. Но явно не он один. Все чаще я начал задумываться о его замене. И как Селин ранее на моем месте, у меня не было ни одной альтернативы Безбородову. Я писал в департамент и министерства с требованием выслать мне новые кадры, не вдаваясь в подробности. Единственному кому я полностью открылся, был бывший главврач, с которым мы часто находились на телефонной связи. Селин всегда был открыт и готов помочь советом и делом при моей просьбе.
И вот, в начале весны, в мою дверь постучали двое молодых парней, только что окончивших ординатуру. Амбициозные, энергичные, готовые к любым вызовам и желающие доказать себе и всему миру свои умения и трудолюбие. При разговоре со мной, они признались, что Старые Вязы – были далеко не первостепенным местом их выбора. Просто другие медучреждения не были готовы принимать молодых специалистов без большого опыта труда. Здесь же им были рады.
Когда я им предложил занять места патологоанатома и судмедэксперта, они напряглись и насторожились. Это напомнило меня самого в первый день приезда в посёлок. Я пообещал им максимальную поддержку и опытного наставника в лице заведующего отделением. Я дал им возможность все обдумать, при этом пообещав, что в случае отказа, мы все равно сможем им подобрать должность в других отделениях. А еще пообещал бесплатное жилье. Квартира Федора Дмитриевича Пахомова не должна была пустовать, ей требовалась молодая энергетика.
Пока они размышляли над моим предложением, я успел принять троих пациентов. Зайдя вновь в мой кабинет, они озвучили свои решения. Один из молодых специалистов заявил, что
Я попрощался с ними, предложив им обустроиться в квартире (пока вам придется жить вдвоем), и вернуться после приемных часов. К тому времени я бы смог освободиться и познакомить их с персоналом и всеми отделениями.
Когда они ушли, я поднял трубку телефона и позвонил в морг. Ответил мне Остап. Я сообщил, что хочу видеть Безбородова у себя. Он сказал, что передаст мои слова сразу же, как Александр Викторович освободиться.
– Он на месте? – уточнил я.
– Да, – не очень уверено отозвался Остап. – Проводит вскрытие. Я передам ему ваши слова, Алексей Дмитриевич.
За час до конца рабочего дня, появился Безбородов. Выглядел он уставшим, и не только от переутомления. Он был не брит, очки висели криво, сальные волосы плохо уложены, – видимо перед визитом ко мне, он побывал в уборной, попытавшись уложить их кое-как с помощью воды, – и источал запах алкоголя, который пытался скрыть с помощью мятной жвачки. Одной рукой он открыл дверь, другую же держал за спиной, явно что-то пряча.
– Александр Викторович, рад, что вы пришли. Присаживайтесь.
Безбородов сел, при этом положив мне на стол банку, которую держал до этого за спиной. Она была заполнена прозрачной жидкостью, в которой плавало нечто похожее на белый шнурок от кроссовок.
– Что это? – спросил я.
– Подарок, Лёшка. Я впервые захожу в этот кабинет, с тех пор как ты стал здесь хозяином, а потому с пустыми руками в гости не принято ходить. – Он держался как можно дальше от меня, в надежде, что я не почувствую исходящий от него аромат. – Это бычий цепень. Данного красавца я обнаружил около трех лет назад, в толстой кишке бывшего начальника заготконторы…
– Уберите это! – как не старался, я не смог скрыть неприязнь.
– Это ведь для музея, Лёшка, ты чего?!
– Прошу впредь меня называть исключительно по имени-отчеству, а не «Лёшкой». Если вы запамятовали, то зовут меня Алексей Дмитриевич.
– «Алексей Дмитриевич», о, как! – апатично повторил за мной Безбородов, почесав подбородок.
– Да, именно так. Я позвал вас для серьезного разговора. До меня доходят неприятные слухи о том, что вы вновь начали злоупотреблять спиртными напитками. И, к сожалению, могу констатировать правдивость данных слов.
– Ну, пригубил я сегодня слегонца. С кем не бывает? – Патанатом пожал плечами, с трудом сдержав отрыжку. – У моего друга сегодня был день рождения. Выпили мы во время обеда по рюмашке. Это ведь уважительная причина, не так ли?
Я не стал отвечать на данный вопрос, предпочтя задать свой:
– Также ко мне поступила жалоба о том, что вы выпрашивали деньги у родственника одного из умерших пациентов за хранение тела в холодильной камере.
– Она хотела оставить тело на пять дней, – отпарировал Безбородов.
– Закон позволяет бесплатное хранение до семи дней. И вам это прекрасно известно. Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Пусть оправдываются те, кто виноваты, – резко изрек он. – Я же не чувствую за собой вины.
«Разве что устроил арест человека за преступление, которое он не совершал», подумал я, и Безбородов явно смог прочесть мои мысли.
«Так и ты пустил на тормоза дело, которое могло закончиться приговором одной смазливой девицы», эти слова уже я смог прочесть в блеске его глаз.