Три года в Соединённых Штатах Америки
Шрифт:
То же самое, якобы глядя на нас, принялись делать и все остальные мои «друзья-французы», причём с ничуть не меньшим мастерством. Какое же это было всё-таки удовольствие засаживать свою латифундию. Витюша, главным лозунгом которого, как и у моего первого сына, родившегося в другой моей жизни, было громкое и требовательное: – «Я сям!», помогал нам сажать фруктовые деревья и основательно подращенную виноградную лозу, поливал их из маленькой леечки и звонко кричал: – «Я сям!», когда кто-то из нас пытался ему помочь. Помощников у нас хватало, ведь из Советского Союза в Париж приехали многие наши друзья и это была не иммиграция, а норма новой жизни, которую мы все строили тихо, исподволь и без остервенелости. В их числе был и Михаил Вигриянов, советский инженер, который также изобрёл роторно-лопастной двигатель, но куда более примитивный. Он стал генеральным конструктором моторного завода и одним из тех немногих людей, кто был посвящён в тайну моего удивительного возвращения в прошлое, причём рассказал ему об этом, по моей просьбе, сам Андропов. Это обстоятельство
Флайеры мы решили начать производить через три года, после того, как я добьюсь первых успехов в Штатах, но какими они будут, эти успехи, я пока что даже не представлял себе. Хотя мне и предстояло вскоре, но не ранее, чем через год, когда компания «Картузов Индустриаль» заработает на полную мощность, ехать в Америку, во Франции я обустраивался самым капитальным образом и вообще решил, что полгода, как минимум, мы можем жить и в предместьях Парижа. Поэтому и латифундию мы обустраивали капитально, с таким расчётом, чтобы излишками урожая кормить всех наших друзей. Ивон и особенно Нинон очень понравился «День морковки», для которого нам прислали из Советского Союза чуть ли не полный борт баллонов, банок и крышек к ним. Картузовские разносолы и особенно грибы, понравились всем моим французским друзьям, включая даже генерала Паскаля. Ну, с ним всё и так было ясно, он же сын фермера и вырос в деревне. Зато Жан-Кристоф был очень удивлён, когда узнал, что я умею делать отличное вино. Именно он привёз нам саженцы винограда и заверил меня, что уже через три года, на четвёртый, мы сможем собрать первый урожай. Узнав, что виллы с участком земли от десяти до тридцати гектаров мы не продаём комсоставу компании, а сдаём в аренду по смешным ценам, пользуясь случаем, он тут же стал нашим соседом и чуть ли не весь свой участок засадил виноградом, но, тем не менее, был очень удивлён, когда увидел, что я сажаю виноградную лозу вокруг самой виллы с таким расчётом, чтобы именно виноград, а не плющ, затенили это красивое здание из поликарбона. Вот такая жизнь началась у нас в городке Пуаси дю-Индустриаль.
Глава 17
Негритюд по-сенегальски
В Дакар я прилетел один, без моей королевы, но зато на самолёте нашей компании, да, ещё и в сопровождении целого звена «Миражей», так как моему визиту в Сенегал был придан статус правительственного. Ещё осенью мы купили четыре небольших советских самолёта «Як-40», но не старой модели, а совершенно новой, со стреловидным крылом и более длинным фюзеляжем. Они были полностью изготовлены из поликарбона и лонсдейлита и оснащены новейшими турбореактивными двигателями, превратившими «Як-40» в сверхзвуковой самолёт с просто поразительной дальностью полёта без дозаправки – тридцать две тысячи километров. К тому же и двигатели у него работали на редкость тихо, а салон представлял из себя роскошный номер в фешенебельном отеле. В общем Робер Байяр ахнул от удивления, когда поднялся на борт с двумя своими спутниками. Со мной в Африку летели только Нинон и Володя, которому наш самолёт был всё же немного тесноват в бёдрах. Он хотел было порулить им, но командир экипажа, осмотрев его габариты, отрицательно помотал головой и лишь разрешил заглянуть в пилотскую кабину. Потоптавшись возле неё с полчаса, Николя вернулся в салон и устроился на большом, уютном диване. Наш с Нинон разговор с мсье Робером его мало интересовал. Анри в минувшее воскресенье выиграл гонку в Бразилии и потому двадцать девятого января ничто не помешало Нинон отправиться в Африку. Как и Анри, Николя давно уже обзавёлся во Франции подружкой, но та даже и не помышляла ни о каком замужестве, как и наш великан.
В Дакар мы прилетели в полдень и Африка встретила нас довольно прохладно в обоих смыслах слова. В аэропорт, встречать нас, прислали какого-то президентского то ли конюха, то ли козопаса, небо было затянуто тучами, моросил дождь и температура воздуха была всего градусов на пять выше, чем в Париже. Единственной радостью было то, что в аэропорт прибыли два посла, Франции и СССР, а также специальный посланник советского правительства Вячеслав Иванович Лунин, оба изрядно загоревшие, с которыми я чуть было не стал обниматься, но всё же сдержался. Из аэропорта, в бронированном лимузине французского посла, который сопровождало пять чёрных «Ситроенов» с затемнёнными стёклами, под конвоем полудюжины «Мерседесов» и десятка вооруженных мотоциклистов, мы сразу же поехали в президентский дворец, но в просторном, хотя и несколько обшарпанном, зале встретил нас не президент Сенегала Леопольд Седар Сенгор, а пятый помощник его младшего лакея, до безобразия важный и громкоголосый. Правда, по-французски он, как и все сенегальцы без исключения, говорил хорошо, но только очень уж непонятно выражался. Послушав этого красноречивого малого минут пять, я сделал резкий жест рукой и спросил:
– Президент примет нас сегодня или нет?
Клерк немедленно умолк, минуты две подумал, кивнул и куда-то смылся. Вернувшись через несколько минут, он приосанился и важным тоном сказал:
– Его превосходительство примет вас завтра в шестнадцать часов, господа. Мне же поручено начать переговоры… Снова заставив жестом клерка умолкнуть, я рыкнул:
– Можете не стараться, мсье. Мы прибудем в президентский дворец завтра и тогда продолжим переговоры, а пока что передайте его превосходительству президенту
Вежливо откланявшись, мы с Робером, Вячеславом Ивановичем и, сопровождающими нас послами развернулись и вышли из зала. Мой спутник сказал усмехаясь:
– Борис, они не любят такого обращения. Ты был с ним не слишком вежлив, а эти господа весьма злопамятны. Пожав плечами, я ответил:
– Робер, так ведь я же не француз, а простой советский бизнесмен, а потому могу любого негра послать по матушке и пусть он только попробует обидеться. Ничего, вот увидите, завтра президент Сенгор уже через полчаса сделается, как шелковый и больше не станет трепать вам нервы. Вообще-то учтите на будущее, Робер, эти чернокожие господа должны здорово постараться, чтобы доказать мне, что они вменяемые люди, а не обезьяны, у которых оторвался хвост, когда они свалились с пальмы. Между прочим, вы, французы, зря перед ними так заискиваете. Вы же не продавали их в рабство американцам и португальцам, они сами делали это. Ну, а то, что Сенегал был вашей колонией, то именно это они должны считать для себя самым большим благом. Как вспомню, что некоторым неграм вы предоставляли французское гражданство, так, право же, меня смех разбирает.
– Вы что, расист, Борис? – Настороженно спросил меня французский посланник и добавил – Извините, но я резко отрицательно отношусь к расистам.
Рассмеявшись, я отрицательно помотал головой и воскликнул весёлым, насмешливым голосом:
– Ни в коем случае, Робер! Как и все советские люди, я убеждённый интернационалист, но при этом никому не позволю садиться мне на голову. Особенно, как бизнесмену. Французский посол усмехнулся и сказал:
– Робер, мсье Картузов полностью прав. Порой мы слишком льстим им, отчего они начинают вести себя несносно. Поедемте в посольство, господа, вас там с нетерпением ждут. Особенно вас, Борис. Говорят, вы подготовили для Сенегала какую-то бомбу и потому вас ждёт вся наша французская колония. Вячеслав Иванович широко заулыбался и подтвердил:
– О, Огюст, вы даже не представляете себе, что это за бомба. Боюсь, что Бориса тут же сделают в Сенегале народным героем, куда более почитаемым, чем у вас во Франции. Французский посол тут же запальчиво воскликнул:
– Вы зря так считаете, Вячеслав! Между прочим, во Франции у мсье Картузова уже столько поклонников, что он смог бы баллотироваться на президентских выборах, если бы не был так молод. Мои дети без ума от его спортивного таланта.
Мы вышли из дворца и я увидел очень впечатляющую картину, Нинон всячески пытались рассмешить два великана, наш друг Николя и капитан Ману Леруа, но над их шуточками и ужимками куда больше хохотал полковник Роберт Стирлинг. Как и громадный сенегалец, американец был одет в парадную форму офицера Иностранного легиона – белоснежная рубашка, светло серые форменные брюки с широким синим кушаком, заправленные с тяжелые ботинки с высокой шнуровкой, синяя с каймой из золотого галуна цилиндрическая французская фуражка с чёрным лаковым козырьком, зелёные погоны с золотыми офицерскими лычками и красные аксельбанты. Оба носили золотые перстни с красно-зелёной печаткой, на которой был выгравирован лозунг Иностранного легиона – «Легион наше отечество». Ещё за три дня до своего вылета в Сенегал, я уже знал, что отдельному диверсионно-штурмовому отряду второго парашютного полка Иностранного легиона, которым командовал полковник Роберт Стирлинг, поручено охранять меня в Африке. Да, они были самыми лучшими коммандос во всём Легионе и когда генерал Паскаль вызвал к себе коммандера Стирлинга и спросил, как он отнесётся к такому заданию, тот ответил, что почтёт это за честь, поскольку именно я изменил его жизнь к лучшему.
Ну, не знаю, как на счёт перемен к лучшему, но всё произошло так, что поступление коммандера Стирлинга на службу в Иностранный легион стало чуть ли не платой ЦРУ за то, что правительство Франции не стало раздувать скандал из-за той операции, которую я так удачно провалил. Ну, а кроме того, только таким образом Бобби Стирлинг и мог спасти жизнь своего агента, Мишеля Люка, которому светило усекновение головы при помощи гильотины. Так что теперь в подчинении полковника Стирлинга находилось шестнадцать прекрасных коммандос в чине от лейтенанта до капитана и все они, включая своего командира, отпустили себе бороды в знак того, что круче них на свете нет никого. Володя, увидев этих бородачей с зелёными беретами на головах, вооруженных до зубов, чуть из штанов не выпрыгнул. Извинившись перед своими спутниками, я, широко улыбаясь, решительно направился к своим крестникам, прекрасно зная, что те не таили на меня зла и если вспоминали, то очень уважительно. Подойдя поближе, я снял трофейные очки и сказал:
– Здравствуйте, коммандер Стирлинг, Ману, старина, здравствуй, тебе очень к лицу борода. Ты с ней ещё больше похож на Кинг-Конга. – При этих словах Ману громко захохотал – Коммандер, Стирлинг, сэр, позвольте вернуть вам ваши очки.
Оба офицера щёлкнули каблуками своих тяжелых ботинок, взяли под козырёк и коммандер Стирлинг, доставая из кармана брюк точно такие же дымчатые очки в золото оправе, ответил:
– Здравствуйте мистер Картузов, сэр. Оставьте эти очки себе на память, они вам очень идут, а мне старые друзья прислали новые взамен тех, которые вы взяли себе в качестве трофея. Вы тогда одержали над нами очень убедительную победу и даже не одну, а целых три, если считать вашу дуэль с корсиканцем. Позвольте пожать вам руку, сэр. Я вам очень многим обязан.