Три года в Соединённых Штатах Америки

Абердин Александр М.

Предупреждающе подняв руку, я бесшумно скользнул к калитке и жестом указал отцу, где тот встал. Как только я услышал, что захлопнулись все четыре дверцы, то быстро отодвинул засов, резко рванул калитку на себя и тут же с силой ударил здоровенного, толстого грека лет пятидесяти, ладонью со скрюченными пальцами в грудь, отчего он отлетел шагов на пять, но на ногах устоял. Из машин вышло всего девять греков и в их числе Гурон с фингалом под глазом. Все они вели себя на удивление борзо в том смысле, что были совершенно расслаблены, полагая, что представляют из себя грозную силу. Быстро оглядев их, я сразу понял, что минимум трое имеют при себе обрезы, а потому мой шест мгновенно пришел в движение. Черномазые, бесхвостые обезьяны. Это вам только кажется, что перед вами шестнадцатилетний пацан. В его теле находится взрослый мужик, который прошел

матушку-десантуру, множество студенческих драк, кооперативные времена и жестокие бои с люберами, а это бойцы, не вам чета, крутые пацаны, гопники в клетчатых штанах, которым современные скины даже в подмётки не годятся.

Первым делом я слегонца врезал толстому греку кончиком шестом по яйцам, а уже потом по коленным суставам, отчего тот замычал, словно бык. Рухнув на колени, он схватился за своё хозяйство и принялся раскачиваться из стороны в сторону. Остальные его бойцы выкатили на меня глаза и хотя вряд ли когда ходили в театральный кружок, изобразили немую сцену из бессмертного спектакля «Ревизор», то есть замерли неподвижно. Ну, а я у них на глазах с такой скоростью закрутил шест вокруг тела, всё время двигаясь при этом, что глаза у этих недоделанных гопников, среди которых были лбы мне на зависть, остекленели. При этом я ещё и выкрикивал, словно лаял:

– Ну, ты, толстый! Если тебе! Хочется жить! Прикажи! Своим козлам! Бросать стволы! И ложиться! На землю! Даю тебе! Тридцать секунд! Потом снесу! Полбашки! Время! Пошел!

Толстый грек мигом перестал мычать и вытаращил на меня свои испуганные глазёнки. Через силу он прохрипел:

– Ми пришол… Па-а-га-а-ва-а-рить!

От такой наглости я сразу же офигел и мой шест мгновенно прошел над его головой на расстоянии в пару миллиметров, выдрав при этом изрядный клок волос. Согласен, больно и неприятно. А разве приятно слушать толстого, старого афериста, заверяющего тебя, что он пришел поговорить, а чтобы нам было интереснее его слушать, приволок с собой семерых здоровенных ублюдков в возрасте от тридцати пяти, до сорока лет, да, ещё и с обрезами под одеждой. Поэтому я взревел:

– Стволы на землю суки или я вам головы разобью! Быстро! Пять секунд и я начну вас убивать! Толстого замочу первого. Толстый грек взвыл благим матом:

– Делайте, как он говорит!

Между тем на улицу стали выскакивать мужики, вооруженный, кто чем и сбегаться к нашему дому, так что не мы одни с отцом увидели, как на асфальт упали три обреза. Я заорал:

– Пики, финки, заточки, арматуру! Всем лечь мордой вниз, если хотите дожить до приезда милиции.

Ну, когда к тебе со всех сторон несутся несколько десятков мужиков с лопатами наперевес, причём настроенных очень серьёзно, то кем бы ты ни был, очко сыграет. Поэтому я не удивился, что на асфальт было брошено ещё и несколько финок. И вот тут появилась милиция, причём сразу с двух сторон, да, ещё и на пяти «Уазиках» и двух микроавтобусах сразу. Из них выскочило десятка полтора милиционеров и жутко серьёзный следак Толкачёв, что удивило меня более всего. Ну, действительно, где угрозыск и где служба охраны правопорядка или как там она называлась во времена моего детства. Греки между тем уже все лежали уткнувшись мордами в асфальт, а Гурон даже во второй раз за день. Какой-то подполковник с мегафоном в руках врезался в толпу и принялся уговаривать наших соседей:

– Граждане, успокойтесь. Всё в порядке, расходитесь по домам. Сейчас мы арестуем этих хулиганов. Юноша, перестаньте размахивать своей палкой.

Мой шест немедленно был со стуком приставлен к ноге и я весёлым, радостным, можно сказать, голосом воскликнул:

– Товарищ подполковник, это не палка! Это китайский боевой шест, оружие странствующих монахов. Вслед за мной подстриженный грек взвыл:

– Я нэ хулиган, я пиридседатэл колхозум.

Подполковник сделал рукой властный жест и пиридседатэла колхозум первого уволокли и затолкали в микроавтобус «Ераз» с решетками на окнах. Та же участь постигла и всех остальных, после чего наступила очередь капитана Толкачёва и его криминалистов заняться брошенным на асфальт оружием. Один обрез был сделан из охотничьего ружья, а вот два других были нарезными, винтовочными, а это уже совсем другая статья. Ну, а подполковник, фамилия которого была Самсонов, зам начальника городского отдела внутренних дел, и ещё один майор, предложили нам с отцом пригласить их в дом, чтобы мы дали показания. Я же добровольно сдал своё оружие майору Зинченко и даже показал несколько

чёрных волосинок на его конце, выдранных из шевелюры толстого грека – пиридседатэла колхозум.

Мама уже была в доме. Она поставила чайник и вскоре, сидя в зале за круглым обеденным столом, я надел по такому случаю на себя тельник, мы пили чай с хворостом, которого я очень удачно напёк много, и отец рассказывал обо всём случившемся. Рассказал он и о том, что это была моя идея сначала дать грекам приехать, а уже потом звонить в милицию. Как раз в это время в зал вошел капитан Толкачёв и, подсаживаясь к столу, сказал:

– Виктор Фёдорович, мы уже были наготове и находились в нескольких кварталах от вашего дома и потому приехали так быстро. Василий Алексеевич, когда я ему рассказал об этом, первым высказал предположение, что такой визит вполне возможен. Тем не менее звонок Людмилы Николаевны был очень кстати. Надеюсь, что на этом инцидент будет полностью исчерпан. – Повернувшись ко мне, Толкач сказал – А ты, герой, прекращай свою борьбу с хулиганами, а если захочешь её продолжить, как только тебе исполнится восемнадцать, записывайся в добровольную народную дружину, а пока что учись. Усмехнувшись, я ответил ему:

– Евгений Николаевич, как говорил Экклезиаст, от многих знаний многие печали. Поэтому я лучше работать пойду, а десятилетку можно и в вечерней школе закончить. Экстерном. В десантуре техника сложная, как и на флоте. Толкач, улыбаясь, сказал подполковнику:

– Парень мечтает стать десантником, Василий Алексеевич. Усмехнувшись, я добавил:

– Ну, так кто же не мечтает служить в войсках дяди Васи. Майор, сидевший молча, улыбнулся и хитро спросил:

– Это какого же дяди Васи войска, Боря? Рассмеявшись, я ответил:

– Вестимо какого, дяди Васи Маргелова, он один такой. Майор весело воскликнул:

– Ну, прямо чёрт, а не ребёнок! Всё знает! Даже про то, почему ВДВ так называют. – После чего добавил – Боря, я тоже в десантуре служил. Самые лучшие войска.

– После Северного флота. – Веско сказал отец. Поддерживая его, я тут же вставил:

– Северный флот, это Самый флот. Тихоокеанский – Тоже флот, Балтийский флот, это Бывший флот, а вот Черноморский, Чи флот, Чи не флот. Не поймёшь его.

Увы, но мою шутку не поняли. Не смотря на это, милиционеры тепло попрощались с нами, поблагодарили за выдержку и содействие в задержании великовозрастного хулиганья и мы с отцом проводили их до калитки. На улице уже всё было спокойно. Вечерело. Стоя у калитки, отец тихо спросил:

– Борька, неужто ты их убить хотел? Вздохнув, я честно признался:

– Пап, за тебя и мамулю, я кого хочешь убью. Ладно, пойдём в дом, я предлагаю провести семейный совет.

Глава 3

Юноша обдумывает своё житьё

Как только мы с отцом заперли на ночь калитку и вернулись в дом, я сразу же предложил отцу и матери сесть за круглый стол и под чаёк поговорить за жизнь. Начал я с таких слов:

– Мам, пап, после того, что случилось со мной сегодня, а ведь меня эти гады могли или искалечить, или того хуже, убить, не научи меня Москвич всем этим приёмам, во мне мигом всё переменилось. В общем я не хочу сидеть у вас на шее. Мам, я уже выше папы на полголовы вымахал и только поэтому должен не только казаться, но и быть взрослым. И вот ещё что, у меня к тебе есть вот какое предложение. С папой ведь всё ясно, он у нас инжинегр-энергетик и его кроме диспетчерской службы ничто не интересует. Зато с тобой не всё ясно. Ты ведь когда-то закончила курсы закройщиков-модельеров и умеешь отлично шить как женскую, так и мужскую одежду. Поэтому, пап, у меня такое предложение, купить нашей мамуле промстол, головку восемьдесят седьмого класса, оверлок и пусть она у нас становится портнихой-надомницей, а у себя в ателье перейдёт на полставки и работает до обеда. – Мама как-то жалобно улыбнулась и громко, задумчиво вздохнула, а я усилил давление – Мамуля, ты же у нас умница, даже рисовать умеешь. Правда, хуже чем я, но знаешь, у меня ведь не зря вся парта в школе разрисована и папка тоже. В общем я предлагаю сделать такой эксперимент. Я нарисую несколько новых моделей одежды, причём красками, а потом мы пойдём в магазин ткани и купим отрез мне на костюм, но не такой, как те, в которых покойников в гроб кладут, а молодёжный. После этого ты раскроишь ткань, оверложишь края на работе, а дома, на своей машинке сошьёшь и тогда мы посмотрим, что из этого получится. Поверь, это намного выгоднее. Мама вздохнула и сказала: