Три грани времени

Димаров Анатолий Андреевич

Решили ещё раз попробовать добыть хоть какую-нибудь добычу: истощённое племя должно хоть немного поесть на дорогу. Первый охотник сказал, что в этот раз они сразу пойдёт аж до тех гор, которые едва синеют на противоположной стороне долины. Он там когда-то был и видел огромное болото, которое, может быть, ещё не успел выпить Великий охотник. А если там есть вода, хоть немного воды, то и добыча будет.

Охотники должны были отправиться сегодня, но А-ку с ними не шёл, хоть ему и очень хотелось: он должен был ещё до того, как племя отправится в дорогу, выстругать дубинку.

Нашёл он её несколько дней назад («давно», —

сказал бы А-ку, поскольку измерение времени было ему неизвестно) среди камней. Палка была сухая, тяжёлая и очень крепкая: её скорее можно было согнуть, чем сломать — как раз то, что нужно охотнику. Это была большая находка, невероятная удача, которая выпадает раз в жизни, да и то далеко не каждому, и А-ку не разлучался с ней ни на миг. Вот и сейчас, обнимая одной рукой га-ава, другой он сжимал свою находку.

Но чтобы она стала настоящим оружием, нужно над ней потрудиться: пообрубать корни и сучки, обстругать и выгладить, чтобы она не царапала ладони. И А-ку, попрощавшись с Га-авом, двинулся назад к пещере.

— А-ку будет делать боевую дубину! — с вызовом сказал он караульному; он ещё не забыл недавней стычки. — А-ку убьёт ей мамонта!

Ва-а в этот раз и не подумал насмехаться. Взглянул на парня, который ростом уже догонял охотников, и в его потухших глазах затеплились несмело огоньки.

— А-ку убьёт мамонта и принесёт Ва-а мяса, — жалобно сказал он.

— А-ку даст Ва-а мяса! — великодушно пообещал А-ку. — И много свежих костей… А-ку будет первым охотником!

— А-ку будет первым охотником, — эхом отозвался Ва-а.

И довольный А-ку полез в пещеру. Племя уже просыпалось: плакали голодные дети, кричали и ругались между собой лохматые, худые и злые женщины. Охотники хмуро разбирали дубинки, готовясь к охоте. Их не будет долго: Великий Охотник несколько раз обойдёт свою голубую долину и потом, утомлённый, ляжет, прежде чем они вернутся.

Вот охотники вышли из пещеры, и всё племя высыпало за ними следом.

Все молчали, угнетённые голодом, молча спускались вниз и охотники, а там уже к ним присоединились собаки — две стаи двинулись к далёким горам, которые еле маячили на горизонте.

Все, кто остался, разбрелись кто куда: выкапывать съедобные корни, искать сморщенные, до срока высохшие плоды. Но А-ку, несмотря на голод, грызущий ему нутро, полез ещё выше: нужно было найти подходящий камень.

Он долго лазил, переворачивая камни, пока не наткнулся на обломок кремня. Кремень был гладкий и острый на сколе — именно то, что нужно А-ку. Сжав кремень в ладони, А-ку поставил палку на землю и стал бить по самому толстому корневищу.

Работа продвигалась очень медленно. Кремень быстро щербился, и его нужно было надкалывать снова, долго стуча по одному и тому же месту другим камнем, и он часто попадал себе по пальцам. Вскоре на всех пальцах была ободрана кожа, онако А-ку не обращал на это внимания: бил и бил, отрубая неподатливый корень, терпеливо и упорно, как и положено настоящему охотнику. Пот заливал ему глаза, разъедал веки, мышцы рук болели всё сильнее, а он бил и бил, без конца, без остановки.

Наконец, когда Великий охотник завис прямо над головой, А-ку отрубил первый корень, зачистил первый сучок. Отложил кремень и, гордый, провёл пальцем по гладкой поверхности.

— А-ку будет первым охотником, — сказал он сам себе. — А-ку убьёт самого большого мамонта!

Взглянул

вверх: не станет ли Великий охотник над ним насмехаться?

Великий Охотник не насмехался: смотрел внимательно и благосклонно.

И А-ку снова взялся за кремень.

Он уже заканчивал собственно боевую дубинку, когда вернулись охотники. Первым их заметил Ва-а, который как раз стоял на страже, и всё племя высыпало из пещеры. А внизу, там, где чернели норы, уже возбуждённо метались собаки.

Все стояли, застыв.

Напряжённо вглядывались вдаль, пытаясь высмотреть, с пустыми руками возвращаются охотники или отягощённые добычей. Ва-а, гордый тем, что первым их увидел, всё время бубнил:

— Они несут мамонта… Ва-а будет есть мамонта… Много-много мяса! — и голодная слюна капала у него изо рта.

Охотники двигались очень медленно. Они словно топтались на месте на выжженной солнцем равнине, лишённой растительности и влаги, еле ползли двумя тёмными пятнами люди и собаки, и пока что нечего было и пытаться разобрать, с чем они возвращаются в стойбище.

Но вот они всё ближе и ближе, вот можно различить отдельные фигуры, и тогда над теми, что застыли у пещеры, пронёсся стон: несут! И безмолвная до сих пор толпа взорвалась таким радостным воплем, что аж задрожали скалы. Восторженно визжали дети, кричали и плакали женщины, хрипло вскрикивали старики, подпрыгивали подростки — вот один из них, не удержавшись, покатился вниз… за ним другой… третий… вся толпа с криками, смехом помчалась в долину.

Охотники несли в стойбище двух зебр и гигантского полоза. Такой здоровенной гадины в племени ещё не видел никто: двадцать мужчин, обливаясь потом, несли длиннющее чёрное тело; увидев встречающих, они ещё больше согнулись, запыхтели что есть сил, показывая, как тяжела добыча, сколько мяса у них на плечах. И у охотников, и у сопровождавших их собак были раздутые, набитые мясом животы и перемазанные кровью лица.

Большую зебру оставили собакам, остальное понесли в пещеру. Тут уже было расчищено место, и самая старая из женщин, та, что кормила огонь, ждала с острым кремнем в руке: она имела право делить и раздавать добычу. Охотники, положив перед ней зебру и полоза, уступили место женщинам и детям; они наелись там, у болот — целых три зебры и немного меньшего полоза умяли они, и их животы больше не скучали по еде. Сытые и довольные, смотрели они, как наедается племя, как чавкают молодые и стариковские рты, как постепенно наполняются впалые, присохшие к хребтам животы, и их лица аж сияли от удовольствия.

А потом сытое племя собралось вокруг костра.

Весело пылал священный огонь, поедая сухой хворост, поднимаясь к задымлённому, чёрному потолку пещеры, заливая красным фигуры рассевшихся вокруг людей и отбрасывая на стены огромные тени, которые двигались и раскачивались: тени нескольких охотников, пляшущих вокруг костра.

С боевыми дубинами, с которых ещё, казалось, капала кровь, взлохмаченные и грязные, они прыгали вокруг огня, показывая, как проходила охота. Они были одновременно и людьми, и животными, охотниками и дичью, они то складывали дубинки на землю и ступали, выгибаясь и задирая сложенные руки, и племя видело зебр, то хватали своё оружие и подкрадывались, пригибаясь, а потом, хрипло крича, кидались вперёд. Взлетали дубинки, рассекая со свистом воздух, опускались вниз.