Три холма, охраняющие край света
Шрифт:
Не забывал он и меценатствовать, то и дело устраивая всемирные выставки молодых талантов. Попасть «к Зайчику на столб» означало для безвестного художника мировое признание со всеми вытекающими.
Ну, почти мировое, потому что выбирал-то сам форвард, а вкус у него был своеобразный. Искусствоведы дружно роптали.
Не роптал один сэр Теренс Фицморис. Он был не только искусствовед, но и футбольный фанат. Он собирался написать книгу о нелёгком пути дона Пабло-Эухенио Мендисабаля-и-Пердигуэрра, хотя сам-то болел, естественно,
А Лидочка Туркова удостоилась чести выставить в «Ла бомбилье» свои иллюстрации к «Илиаде». Выполнены они были в виде обломков древнего барельефа, но не из мрамора, а из разноцветного «вечного» пластилина. Получилось изрядно.
Завистники (и, в особенности, завистницы) из русских творческих кругов объясняли выбор Паблито вовсе не талантом Леди, а тем, что «этот тупой неандертальский грызун» обратил внимание на фотографию русской художницы.
ГЛАВА 6
Подъехать к «Бомбилье» было невозможно.
Бывшую арену окружили столбики с жёлтой лентой, стояли десятки полицейских машин, «амбулансы», лимузины начальства. «Гуардия сивиль» гоняла туристов и журналистов. Галдёж на площади стоял вселенский, и галдели по-каталонски, так что даже из выхваченных реплик ничего нельзя было понять. Подпрыгивали папарацци.
Но герцога Блэкбери суматоха в заблуждение не ввела.
– Всё понятно, - сказал Дюк.
– Так вот кому мостили дорогу несчастные антиглобалисты! Чтобы отвлекли полицию, а под шумок ограбили музей! Для того и электричество отключили… Хотя ведь есть аварийное! Там такое хозяйство…
– Ну, если мою «Илиаду» тронули, я с этого Зайчика с живого не слезу!
– двусмысленно по обещала Лидочка.
Зайчик тем временем прилюдно тряс мэра-содомита за грудки и сулил тому куда менее приятную кончину, хотя трясти следовало начальника охраны музея. Но сеньор Понсиано Давила был очень большой и тяжёлый, он сам тряс своих сотрудников - тех, кто успел прийти в себя.
– Паблито, я здесь!
– закричала Леди, замахала платком.
Вместо того чтобы с понятной досадой отмахнуться, Паблито отпустил несчастного градоначальника и приветливо улыбнулся - словно при случайной встрече:
– Сеньорита артиста фермоза! Как я рад, что с вами ничего не случилось! Эй, ребята, пропустите девушку, она ко мне…
Папарацци тут же, не сговариваясь, поделились на две группы: одна снимала, как дон Мен-дисабаль-и-Пердигуэрра жарко обнимает русскую фермозу, другая помчалась к особняку Зайчика, чтобы сообщить об этом люксембургской принцессе и запечатлеть её реакцию.
Теренс устремился за Леди, неубедительно изображая телохранителя - выставлял вперёд челюсть.
– Ну и выдержка у тебя, Паблито, - сказала Лидочка, выскальзывая из объятий.
– Я бы уж давно всех поубивала!
– А, пустяки, -
– Фигня, как говорил дед. Жулики сами со страху того… ну… в общем… да цело всё! Да чтобы меня! В моём городе! В моём доме! Какая-то шпана! Хай, Терри! Беседы сегодня не получится. Того… сам видишь. Кум Понсиано, проведи людей внутрь, им можно… А ты заткнись, Педрито! Экспертизу ему… Здесь твоё войско должно было того… Костьми… Иди Кристобаля своего теперь охраняй… А про выборы забудь! Вечером поговорим… В ресторанчике… Да нет, петушатина, не тебе это! Сеньорите это! С тобой-то мы в другом месте по толкуем! Я его величеству так и скажу…
– А интересно, что скажет он молодому ве личеству, - задумчиво молвил Дюк.
– Да уж скажет!
– мстительно прошипела Леди.
– Как людей хватать, так они первые, а как шедевры стеречь, так их нет. Господи, сделай так, чтобы если что и сперли, так «Чёрный квадрат»!
– Отчего же вы так строги к полотну своего соотечественника, дорогая?
– Отчего, миленький? Уж больно картина удобная: и выставить не стыдно, и украдут - не жалко. Их ведь штук пять или шесть, этих квадратов. Копируется на раз. Да, господи, чтобы ещё заодно у Глускера всех курей сожрали!
Главным соперником из россиян у Лидочки Турковой был только великий Демид «Зюзя» Глускер, выставивший в Музео Мендисабаль сотню замороженных тушек бройлеров. Каждая тушка была украшена татуировкой, как правило, традиционной: «Родные спят, а сын страдает», «Они устали, но к любимой дойдут», «Вот что нас губит», а также сердца, соборы, тигры и прочие драконы.
– Увы, в вас говорит обычная зависть, - подколол Терри.
– Какая зависть? Рисую-то я лучше! Сеньор Понсиано понял, что этаким манером русская «артиста» скоро доберётся до самой «Девушки с кирпичом», и сказал:
– А вы всё-таки гляньте, сеньорита, сами, не предвзято, свежим взглядом. Я бы искусствоведшам этим… А вам хозяин доверяет. Поедем вниз?
Они поехали вниз и начали осмотр под косыми взглядами полицейских и экспертов с приборами.
Буклет «Музео Мендисабаль» толщиной не уступает Библии, так что осмотр занял часа три.
«Чёрный квадрат» уцелел. Курей Глускера не сожрали, зато они успели завонять, пока не работала холодильная установка. Но главное - «Илиада» была в целости и сохранности.
– А этот придурочный румын говорил - некрофилия, некрофилия, - ворчала Леди.
– Гуленьки ему! Дюк, ну где тут некрофилия? Просто Ахилл убивается по своему любимому Патроклу, они же древние греки или где? Переживает человек… И тебе, профессионалу, надо объяснять, что без этого дела сейчас не обойтись? Никто и не глянет…
– Но не с такими же подробностями!
– скромно восстал Дюк.
– Тогда сам бери да лепи! Обоснуй, что ты пацан! Руки дырявые! Так и доехали до верху, к свету и пальмам.