Три изысканных детектива (сборник)

Изнер Клод

— Поиграть в продавщицу? Конечно, папочка. Право слово, я так скоро превращусь из девушки, которая не слишком-то дружна с литературой, в книжного червя!

— А по-моему, этот омнибус мне удался! Что скажешь, Кошка?

На дальнем плане картины у подъема дороги остановился желтый омнибус «Компани женераль», старик подпрягал цугом к двум гнедым першеронам третьего. На облучке кучер в каррике [256] и цилиндре из вываренной кожи с серебристой лентой наблюдал зрелище, которое вскоре должно было предстать и взорам тех, кто увидит законченное полотно. Семейство акробатов, пока лишь набросанное несколькими штрихами, готовилось к выступлению. Выстроившись в ряд и уперев кулаки в бока, мужчина, женщина и шестеро детей в трико стояли,

касаясь друг друга локтями, и, казалось, ждали, когда художница вдохнет в них жизнь.

256

Каррик— мужское пальто с несколькими пелеринами. — Примеч. перев.

Кошка невнятно мяукнула и почесала за ухом.

— Ты права, чего-то не хватает. — Таша задумалась. — Может быть, дождя? Что, если на мою труппу прольется дождь?.. Нет, тогда все получится слишком унылым.

Насвистывая начало третьей части Севеннской симфонии Венсана д’Энди, [257] которую она слышала совсем недавно на концерте, куда ее водил Виктор, девушка принялась размышлять над цветовой гаммой. Долой черный, он сгодится только на цилиндр кучера. Как говорил Одилон Редон: «К черному цвету надлежит относиться с уважением, ибо когда его много, он легко обесценивается». Вспомнились и другие изречения, например Дега: «Свет отливает оранжевым; тень человеческой плоти красновата; в полутень добавьте зеленого и избегайте белого». Таша погрызла ноготь, не обращая внимания на Кошку, которая терлась о ее лодыжки. Нет, все-таки нужно довериться интуиции, Виктор все время твердит ей: «Будь сама себе наставницей».

257

Венсан д’Энди(1851–1931) — французский композитор. Севеннскую симфонию для фортепьяно с оркестром (второе название Симфония на тему песни французских горцев) сочинил в 1886 г. — Примеч. авт.

Таша положила на столик палитру. Мысли перескакивали с одного на другое, никак не получалось сосредоточиться. Художница прошлась по мастерской, заткнула пробкой флакон с керосином для разбавления красок, поставила его рядом с бутылочкой сиккатива и тюбиком кадмиевой лимонно-желтой.

«Когда пишу маслом, я, как Пуссен, [258] не ведаю сомнений, но едва лишь откладываю кисть — перевоплощаюсь в котенка, который не может устоять перед игрушкой», — подумала девушка, пощекотав Кошкин нос бахромой. Бахрома была на шишечке, шишечка — на шнурке, шнурок плясал в руке Таша, и одуревшая от счастья Кошка впала в неистовство. Прыгая по мастерской, она разметала боты и штиблеты, опрокинула стопку книг на полу, вцепилась зубами в тапочек.

258

Николя Пуссен(1594–1665) — живописец, основатель французского классицизма. — Примеч. перев.

Таша, прихватив по дороге яблоко, подошла к столу, на котором лежала целая куча набросков к одному эпизоду из гомеровской «Одиссеи»; колдунья Цирцея на них с удовлетворением наблюдала, как Одиссеева команда мореплавателей превращается в стадо свиней. Художница давно билась над этой сложной композицией и уже чувствовала вину перед издателем — все сроки вышли, он нервничал. Повздыхав над Одиссеевыми и собственными невзгодами, она, однако, поворотилась к столу спиной, бросила яблоко на кровать и снова встала перед холстом. В голове немного прояснилось.

В этот момент Кошка громким мяуканьем изъявила желание выйти.

— Срочная необходимость? Ну пойдем, радость моя.

Они направились по двору к запертой на ключ двери квартиры. У Кошки были свои маленькие привычки — как только Таша ее впустила, зверушка бросилась в кухню к своему лотку, наполненному порванными

газетами, и начала яростно в нем рыться. Таша, оставив дверь открытой, вернулась в мастерскую. Поразмыслив над картиной еще некоторое время, решительно взяла палитру и смешала кобальт с охрой, напевая тему из все той же симфонии Венсана д’Энди. А когда она собиралась добавить в краску немного осветлителя, в мастерскую влетела Кошка — хвост трубой, хребет дугой, шерсть дыбом, уши прижаты.

— Что с тобой, радость моя? Встретила во дворе чудовище? Кого же, соседского щенка или маркиза Карабаса?

Кошка, не обращая на хозяйку внимания, порскнула в угол, за нагромождение рам и картин. Заинтригованная Таша вышла во двор. Никого, только мошки вьются над водоразборной колонкой. Прищурившись от закатного солнца, девушка понаблюдала за причудливым воздушным представлением, рассеянно коснулась по дороге рукой ветки акации и вошла в квартиру. После того как у нее украли фотоаппарат, Виктор навесил на окна ставни и велел ей всегда запирать дверь, даже если идет поработать в мастерскую. Не зажигая лампы, Таша обошла комнаты, возмутилась в очередной раз поведением Эфросиньи — та во время ежедневной уборки с маниакальным упорством переставляла в спальне тумбочку ко входу в туалетную комнату.

В зеркале отразилось бледное даже в полумраке лицо — незнакомка с непокорными рыжими волосами, загадочное создание из сонма призраков, населяющих фантазии Гюстава Моро. [259] Таша вгляделась в свое отражение, послюнила палец, вернула на место выбившуюся прядку. Да что же в ней загадочного? Глупости. Она — женщина, всей душой устремленная к независимости, творчеству и любви, не сфинкс и не суккуб, которыми одержимы все художники-мужчины, будь то символисты или натуралисты.

259

Гюстав Моро(1826–1898) — французский художник-символист, вдохновлялся мистическими и фантастическими сюжетами. — Примеч. перев.

Из туалетной комнаты послышался треск — словно рвалась ткань. Нет, это кто-то чиркнул спичкой — пляшущий огонек свечи выписывал во тьме дверного проема каббалистические знаки.

— Виктор? Ты вернулся?

Из мрака выдвинулась тень — Таша даже отшатнуться не успела. Из груди рванулся крик, в животе образовалась ледяная глыба, стала расти, достигла верхушкой сердца. На рот легла чья-то ладонь в перчатке.

— Тихо, — прорычали в ухо мужским голосом.

Незнакомец схватил ее за плечи, навалился всем телом, чтобы опрокинуть на кровать. Уже падая, Таша попыталась вывернуться, замолотила кулаками наугад — и попала, ей удалось освободиться. Она бросилась к выходу, но незнакомец ее нагнал, схватил за локти, швырнул назад, в спальню. Голова взорвалась вспышкой боли — удар в висок отправил девушку на дно обморочной пропасти.

Женский крик раздался в тот самый момент, когда Виктор входил во двор дома на улице Фонтен. Ему показалось, что крик прозвучал, тотчас оборвавшись, из их квартиры.

— Таша! Таша, ты здесь?!

Он бросился туда со всех ног — дверь была не заперта, — влетел в сумрак прихожей и дальше, в спальню.

Раздался щелчок — и резкий приказ:

— Стоять, Легри! А теперь медленно идите вперед. И держите руки так, чтобы я их видел.

Виктор сделал шаг. Кто-то из-за спины ловко поставил ему подсечку, и он упал на кровать рядом с неподвижно лежащей Таша. Заметил, падая, что ее блузка разорвана, в прорехе видна грудь… и в глазах все поплыло от ужаса и ярости, тело налилось свинцом.

— Ах ты мерзавец!..

— Спокойно, Легри. Очень медленно встаньте на ноги.

Виктор поднялся, обернулся — на него смотрело дуло револьвера. Револьвер был в руке человека, чью фигуру полностью скрывал плащ-крылатка. Цилиндр надвинут до бровей, темные очки, борода — лица не разглядеть.

— У нее всего лишь шишка на голове — сейчас очнется. Надеюсь, вы понимаете, Легри, что я пришел не для того, чтобы подраться с женщиной. Мне нужны часы. Вы знаете, какие и почему.