Три карата в одни руки (сборник фельетонов)
Шрифт:
Только тут дело, конечно, не в очках. Тут дело в фамилии. У нее фамилия такая: Петренко. А когда фамилия оканчивается на «ко», то человеку постороннему разобрать, кто это, мужчина или женщина, без дополнительных данных никак невозможно.
Отсюда и дебош.
Но дебоша-то как раз и не было. Скандал был, это точно. Только старушка принимала в нем самое пассивное участие. В том смысле, что она всхлипывала. Правда, тихо, даже беззвучно.
А началось все с того, что бабушка отправилась в гости к сыну. Сын этот жил в городе, где проходящий поезд останавливался ненадолго. Минут на десять, если шел точно
А этот поезд как раз опаздывал. Поэтому он прибыл на станцию не поздним вечером, а ранней ночью.
Ну, как эта старушка нервничала, опасаясь пропустить свою станцию, этого я и писать не берусь. Всю ночь она, конечно, не сомкнула глаз, пристально вглядываясь в темноту за окном и шепча про себя название станции.
Шептать-то шептала, а все же проехала.
И ехала бы так себе и дальше, вплоть до конечной станции, если бы на ее место не продали билет другому пассажиру, замечательному, как впоследствии выяснилось, мужчине.
Мужчина быстро разобрался, в чем дело, и говорит:
— Это самое настоящее безобразие, и я этого так не оставлю. Почему проводница вас не предупредила?
Тут бабушка очень испугалась. Она сказала, что проводница здесь ужасно строгая и как бы не вышло еще хуже. Потому что теперь, когда бабушка стала «зайцем», ее можно запросто выбросить на любом полустанке. А так она доедет до какого-нибудь солидного города, откуда хоть позвонить можно.
Но замечательный мужчина сказал:
— Вы, мамаша, не волнуйтесь, я вас в обиду не дам. А с проводницей разберемся особо. Потому что это классический случай пренебрежения своими прямыми служебными обязанностями.
Потом он вышел в коридор. Потом было несколько минут тишины. А потом с ходу, без раскачки, начался грандиозный скандал. В сплетении голосов доминировало резкое сопрано проводницы, сопровождаемое несколькими грозными баритонами и одним визгливым тенором, который необыкновенно изобретательно находил все новые интонации для одного и того же вопроса: «А мы, думать, писать не умеем?..» Старушка сидела ни жива ни мертва.
Замечательный мужчина появился в купе только спустя полчаса, причем вид у него был такой, будто он только что приобрел три дубленки в общей очереди. Конечно, никаких дубленок у него не было, и даже жалобную книгу, как тут же выяснилось, ему дать отказались.
— Чем хуже, тем лучше! — сказал мужчина оптимистично. — Когда бригадир поездной бригады выпивает вместе с проводницами — тут, как говорится, дальше ехать некуда! И вы можете мне поверить, что все эти люди больше никуда не поедут!.. Как ваша фамилия? — спросил он бабушку.
— Это еще зачем?
— Вы — потерпевшая. Мы должны бить безобразие точными фактами.
Если бы мужчина не был столь замечательным, если бы его вера в непременное торжество справедливости не была столь искренней, бабушка, по правде сказать, постаралась бы уклониться от почетного гражданского долга. Бескомпромиссность была ей чужда.
Но огорчать хорошего человека тоже не хотелось, и потому старушка скрепя сердце изложила свои анкетные данные.
— Завтра утром жалоба поступит в управление! — заверил принципиальный пассажир.
Поступила эта жалоба или нет — этого старушка никогда не узнала. Но зато три недели спустя ее пригласили куда
И вот что самое поразительное: возмущались эти случайные попутчики не проводниками, а «гр. Петренко». Нет, еще поразительнее: их свидетельство прибыло в управление дороги на день раньше, чем жалоба.
Не будем отдавать пальму первенства железнодорожному ведомству. Скажем прямо: метод охаивания критики с помощью опорочивания критика достаточно универсален. Уже не только хитромудрые завмаги или начальники бань — отдельные продавцы или банщики формируют свои команды «возмущенных свидетелей». Умело пользуясь дефицитом, вкусно прикармливая или густо намыливая пять-шесть избранных особ, сколотить такие команды не так уж сложно.
Ну, а когда на одной тропе сходятся две жалобы, та они обычно играют вничью. Только в чью пользу эта ничья?
У вас там кто-нибудь есть?
Николая Никитича знаете? Нет? А что же вы тогда пьете? Или, точнее, чем запиваете? Неужели простои водопроводной?
Между тем, зная Николая Никитича, вы могли бы иметь каждый месяц бутылок десять этого замечательного прохладительного напитка, от которого радостно трепещут вкусовые пупырышки языка и сладостно постанывает душа. Особенно в жаркий день, но в зимний — тоже. Напиток делается из этой душистой травки… Ну, как же ее?.. Такая немножко мятная и немножко кисловатая. Словом, блеск!
Но вы не стесняйтесь. Вы обратитесь к Николаю Никитичу, он даст. Может, для начала не десять бутылок, а парочку, но выделит. Я, конечно, не знаю вашей профессии, но думаю, что и вы на что-нибудь сгодитесь. Николай Никитич вообще твердо придерживается такого принципа, что нет такого товара, из которого нельзя сделать дефицит, и нет такого человека, — который бы не был чем-нибудь полезен. Не так давно он на моих глазах распорядился выдать одну бутылку профессору латинской лексики. Хотя чем может быть полезен какой-то профессор всемогущему заведующему магазином безалкогольных напитков — ума не приложу.
Впрочем, может быть, я чего-то не знаю? Может, этот профессор только прикидывается бесполезным, а на самом деле у него зять администратором в салоне для новобрачных? Там, бывает, такие классные пододеяльники выбрасывают, что хоть каждую неделю женись туда и обратно.
А вот для Николая Никитича это вовсе не обязательно. Он может иметь сколько угодно пододеяльников, не покушаясь на устои семьи. Он им — водички с травкой. Они ему — постельную принадлежность в цветочках.
Конечно, такое прекрасное положение в обществе не свалилось на Николая Никитича, как манна небесная. Он человек, который сделал себя. Внешне неброский, а точнее, даже туповатый, с уровнем образования, который честные люди отмечают в анкетах прочерком, он тем не менее сразу смекнул: всем, что появится у него в избытке, он будет обязан тому, чего на прилавках его магазина будет не хватать.