Три кита: БГ, Майк, Цой
Шрифт:
В ДК «Москворечье» группа сыграла все самые лучшие песни Майка, сыграла громко и яростно – на сцене стоял аппарат «Машины Времени», и звучало все так, как должно было звучать, по крайней мере по тем временам. К Майку в Москве пришла настоящая слава, и он стал на некоторое время даже популярней, чем «Аквариум».
Концерт отработали все по полной – ритм-секция Куликов – Данилов раскачивала зал так, как не раскачивал еще никто в России, Шура играл осмысленные рок-н-ролльные соло со своим оригинальным гитарным звуком (что тоже редкость для «русского рока»), Майк же выплеснул в зал все то, что копилось в нем несколько лет. Он наконец реализовал свое желание –
В этом желании нет ничего зазорного. Джон Леннон в одном из ранних интервью The Beatles на вопрос журналиста: «Чего вы хотите от жизни?» – ответил: «Стать богатым и знаменитым».
Это нормально.
Как нормально и то, что Майк с первой же песни запел мимо тональности, а чуть позже еще и вылетел из квадрата, – собственно, дальше он весь концерт пропел в той же, найденной им внутри себя с самого начала, тональности, отличной от той, в которой играла группа. Во второй песне («Если будет дождь») он забыл очередность куплетов и пропел уже какую-то полную ахинею. Но рок-н-ролл был правильным – и все это прозвучало прекрасно. Это был настоящий, полноценный, стопроцентный рок-концерт, одно из лучших записанных «живых» выступлений Майка и «Зоопарка». Точнее, «Зоопарка» – Майк уже был его частью, он не был певцом в сопровождении группы, все четверо стали на сцене единым целым.
Убери часть – и все развалится. Это была идеальная группа.
Поездки в Москву стали регулярными, и группы, занимающиеся этими «несанкционированными гастролями», уже находились под пристальным вниманием КГБ. Точнее, одного из его отделов, курирующих «работу с молодежью».
Все московские концерты проходили без ведома Ленинградского рок-клуба – и это был непорядок. Поскольку Рок-клуб для того и создавался, чтобы контролировать все концерты всех «подпольных» групп. Собственно, для того, чтобы вытащить их из подполья на свет божий и на этом свету держать – не на «божьем», конечно, а на свету кабинетных ламп кагэбэшных кураторов.
Кураторы должны были заранее оповещаться об этих концертах и присутствовать на них – чтобы отслеживать элементы антисоветчины, фиксировать, кто их, эти элементы, распространяет и брать негодяев «на карандаш», а потом, что называется, «работать» с ними.
О московских концертах кураторов, естественно, никто в известность не ставил. Информация к ним приходила уже из Москвы – там хватало стукачей, тут же доносивших о «подпольных гастролях» куда следует.
Это был прокол.
Рок-клуб немедленно отреагировал.
«Аквариуму» вообще запретили играть концерты, деятельность «Зоопарка» тоже была под большим вопросом, и в Ленинграде Майк с друзьями некоторое время не играли.
В ответ развернулась бурная «квартирная» жизнь. Майк теперь ездил в Москву со своей гитарой в тряпочном синем чехле и играл по квартирам друзей (в том числе у Липницкого – эти выступления были отсняты Сашей на видео и сейчас доступны в Сети).
В Ленинграде «квартирниками» Майка занимался его верный поклонник Паша Краев. Благодаря ему домашние акустические концерты Майка стали практически регулярными.
Паша жил в новостройках на улице Кораблестроителей. Сейчас это полноценная часть города, а в начале 80-х там была совершенно дикая окраина.
От конечной станции метро «Удельная» нужно было ехать минут двадцать на автобусе через какую-то совершенную глухомань к микрорайону огромных
Летом там было еще терпимо. Зимой же – просто ужасно. Темно, холодно и невозможно пройти из-за огромных сугробов.
Тем не менее концерты у Краева были праздником примерно для пятидесяти человек, регулярно там бывавших.
У Паши играли и мы с Цоем, и Башлачёв, и Сережа Рыженко, и группа «Почта», которую любил Майк, давал там свои первые сольные концерты Леша Вишня.
Собственно, большей частью эти концерты превращались в тотальную пьянку, и качество исполнения вообще никого не волновало. Но для Майка это была существенная добавка к семейному бюджету – я не помню уже, сколько получали музыканты за такие квартирники, по-моему рублей до пятидесяти. Для СССР начала 80-х это было совсем неплохо.
Майк уже давно работал сторожем. Работать официально было нужно – такие были законы в СССР, если у тебя нет записи в трудовой книжке и ты не ходишь на работу, то тебя очень легко могли осудить за тунеядство (была в УК такая статья) и выслать, к примеру, на поселение, на 101-й километр. Ничего в этом хорошего не было.
Поэтому все, так или иначе, пристраивались на какую-нибудь службу.
Вся романтика котельных и сторожек – это полная ерунда. Никакой там не было романтики. Это была вынужденная мера, та дань, тот налог, если угодно, который музыканты платили государству за то, чтобы оно хоть в чем-то оставило их в покое.
Гребенщиков, получив членство в Союзе писателей, тут же перестал работать сторожем. Майк, получив официальный статус и запись «музыкант» в трудовой книжке, пришел ко мне в гости – мы выпивали, и он просто лучился от счастья: «Наконец-то, наконец-то я не сторож!..»
Вынужденная пауза в концертной деятельности дала Майку возможность записать в студии Театрального института, где работал его старый друг Панкер, сольный альбом «LV».
Панкер вполне освоился в студии и становился хорошим звукорежиссером. Он работал с группой «Секрет», которая только начинала свой путь, и записал первый альбом бит-квартета. «Секрет», в свою очередь, считали Майка большим артистом, ходили к нему в гости и показывали новые песни. Несколько песен Майка музыканты «Секрета» включили в свой постоянный концертный репертуар.
Майк же в это время свел дружбу с компанией Андрея Панова-Свина. Группа «АУ» уже существовала, состав у нее, как всегда, был плавающим, меняющимся – кто пришел в гости, тот и играет.
Майк чувствовал себя в квартире Свина довольно уютно. Во-первых, его там все уважали и любили, прислушивались к его мнению и считали настоящим большим рок-музыкантом. Даже Свин, к русским рок-музыкантам относившийся очень скептически, для Майка делал исключение.
Андрей был очень «наслушанным» парнем, хорошо знал рок-музыку – не только панк, но и джаз-рок, который обожал (достаточно сказать, что его любимыми артистами вне панка были группы «Чикаго» и «Билли Кабем»).