Три кольца небесной сферы
Шрифт:
– Не зевай! – крикнул он весело и занялся очередным противником. Что-то они у него подозрительно быстро заканчиваются. Убивает он их, что ли?
– Спасибо, буду должен!
Я шел дальше, потеряв счет ударам и времени. Казалось, я пробиваюсь через этот залитый кровью зал целую вечность, а за окном тем временем посветлело, и я понял – взошел Каинос, Великое Полнолуние настало, Оборот завершен. Время – на ноль, состояние шаткого равновесия…
В недрах ирратской библиотеки я нашел ответ и на этот вопрос: почему именно эта ночь, почему Полнолуние Каиноса? И я даже не улыбнулся, читая то, что не так давно счел
А в этой «сказке» говорилось, что Иррат – не просто один из миров, Иррат – это сердце Паутины, а Каинос – та сила, что заставляет Паутину вращаться и жить. И раз в пять с половиной земных лет, когда Паутина заканчивает свой Оборот, а все три кольца Каиноса изливают волшебный свет на Иррат, когда само ВРЕМЯ замирает, становясь материальным и проницаемым, и все возвращается к своему первоначальному состоянию, настают те самые опасные для мироздания несколько часов, когда творение Мастера становится особенно уязвимым перед лицом легионов Хаоса, когда Паутина может быть разрушена. И разрушить ее, причем изнутри, способен лишь истинный потомок Мастера. А Вальтер Хайверг и есть потомок Мастера, и решительности ему не занимать.
Я вдруг осознал, кристально четко осознал, что не дам ему этого сделать. Не потому, что погибну сам, и не потому, что будет разрушена Паутина. А потому что иначе погибнет ОНА. Моя чужая Джемма… Как в дурном сне, я пробивался к Безликому, не слыша ничего, кроме биения собственного сердца, не видя никого, кроме своего главного врага.
Его внимание тоже было сосредоточено на мне, я ощущал удары, сыпавшиеся на меня из перстня-паука, но был для них неуязвим. То ли меня защищала объединенная сила Ключей, то ли что-то большее…
Перстень снова вспыхнул, на этот раз особо ярко, и откуда-то сверху начала опускаться прозрачная стена, отгораживая Безликого от меня. Я рванул вперед так, что жилы затрещали, воздух плотной волной ударил в грудь, но я успел. Стена опустилась за моей спиной, накрыв куполом трон и нас с Разрушителем. И сразу умерли все посторонние звуки: люди беззвучно падали на пол, клинки так же беззвучно сталкивались, высекая искры… Я повернулся к Безликому.
Хайверг понял, что схватки не избежать, и обнажил Эстерлиор. На сей раз обошлось без дешевых фокусов с огненными мечами. Клинки запели и высекли искры, встретившись в воздухе. Он был сложным противником, этот Хайверг, но тогда, на Далитане, я почти одолел его, и ни он, ни я не забыли той встречи.
– Ваша самонадеянность, Артур, не знает границ! – заявил он, отпихивая мой клинок. Ему это удалось, и я отступил на несколько шагов назад, скользя в кровавой луже. Выставил перед собой Гелисворт и снова шагнул навстречу врагу.
– Когда-то вы назвали меня везучим, Норн.
– Надо же, какая проницательность! – хмыкнул он. – Только вряд ли вам повезет еще и сегодня. Знаете почему?
От неожиданности я даже остановился.
– Просветите!
– Мечи-близнецы, принадлежавшие родным братьям, никогда не должны сойтись в битве, иначе произойдет катастрофа!
– Да ну? А как же Ключи Мастера, ритуальное самоубийство и прочая чушь?
– Вы многое знаете, – отметил мой противник, – но наш бой – это начало конца. Эстерлиор против Гелисворта – Мастеру такое и присниться не могло!
– Мало ли что не могло присниться Мастеру! – фыркнул
– А второй – в руки вора? – парировал он. – Тоже интересно! Но ведь речь шла о клинках, а не о тех, кто будет держать их в руках.
– У нас на Земле апокалипсис предсказывают по пять раз на десятилетие. Так что не все пророчества правдивы, и я подозреваю: это конкретное – одно из них!
– А если вы ошибаетесь?
– Работу над ошибками проведем завтра!
– Завтра не настанет! – предрек он.
– Настанет, – возразил я, – но не для вас!
– Не люблю мечтателей.
И тут же продемонстрировал свою нелюбовь: ткнул меня Эстерлиором в грудь. Ох уж мне эти ирратские монархи…
Дзаа-а-анг! – пропели встретившиеся клинки, и снова расстались. Норн озадаченно нахмурился – как же, такой коварный удар пропал! – и атаковал снова. Воздух вокруг нас выл и стонал, запястья онемели от ударов стали о сталь, в ушах звенело, а в глазах рябило. Правое плечо обожгло болью – на рукаве появился длинный разрез, сразу окрасившийся алым. Тут же Эстерлиор взмыл вверх, чтобы обрушиться мне на голову, и я не упустил шанс. Быстрый шаг вперед, поворот вокруг своей оси, взмах Гелисвортом, одновременно приседая и пропуская над собой чужой клинок, и – рубанул Гелисвортом по внутренней стороне бедра, снизу вверх. Хайверг взмахнул руками и рухнул вниз черным кулем. Я прыгнул следом, приземлившись обеими ногами меж лопаток врага. Сухо треснул позвоночник, и защитный купол с легким хлопком исчез. Я занес клинок для последнего удара…
– Остановись!!! – пронесся над залом знакомый, но причудливо искаженный голос. – Остановись, безумец! Это твой отец!
Кто-то подскочил и успел подхватить тело врага моего.
– Идиот! – крикнул он, глядя на меня не то с сожалением, не то с гневом. – Ты только что убил своего отца!
Смысла этой фразы я все не мог понять, как и того, что ее прокричал мне родной дядя. Безликий повернул голову – покров Тьмы таял, открывая настоящие черты его лица – и посмотрел на того, кто поддерживал его тело.
– Это ты, Альдмир?..
– А кто же еще!
– Я думал… тебя нет.
– Так и было задумано.
– Ты сказал…. – пальцы Хайверга сгребли рукав моего дяди, – ты сказал правду? Он мой сын?
– Истинная правда, Вальтер! – подтвердил тот торжественно. – Этот балбес – твой потомок. Тефана попросила меня спрятать его, когда узнала об опасности.
– Какая… ирония судьбы, – горько усмехнулся Хайверг, – все, как предсказывалось…
Я переводил взгляд с одного на другого, с дяди на Хайверга, а потом с Хайверга на дядю и никак не мог поверить в происходящее.
– Тогда кого убил Теймур? – спросил Хайверг.
– Безродного.
Покров Тьмы исчез, и я смог разглядеть истинное лицо того, кого дядя назвал моим отцом. Теперь стало понятно, почему он носил тот покров: все лицо покрывали страшные шрамы, какие бывают после глубоких ожогов или проклятий. Но глаза… Глаза были мне знакомы: точно такие же я каждое утро вижу в зеркале. Значит, правда?
Но я не хотел, не мог принять эту правду! Лучше уж иметь отца-алкоголика, чем… вот этого безумного маньяка, одержимого страстью к разрушению.