Три конца
Шрифт:
– Вижу, этово-тово…
Старый Тит как-то весь съежился и только заморгал глазами.
– Мы, значит, уж к тебе, дедушко, всем миром… послужи миру-то… В ходоки тебя мир выбрал, чтобы обследовать эту самую орду наскрозь.
Тит замотал головой, точно взнузданная лошадь, и пошел на отпор:
– Стар я, этово-тово… Семья у меня во какая, а замениться некем. Нет, уж вы ослобоните меня… Кого помогутнее надо выбрать.
– Нет, мир тебя выбрал… Ты уж не корячься напрасно: без твоего слова не уйдем.
– Посердитовал на
– Другого уж ты сам выбирай: тебе с ним идти, тебе и выбирать. От Туляцкого конца, значит, ты пойдешь, а от Хохлацкого…
– Вот разе сват… – нерешительно заявлял Тит, поглядывая на попятившегося Коваля.
– Верное твое слово, дедушко; вы сваты, так заодно идти вам в орду.
Старый Коваль не спорил и не артачился, как Тит: идти так идти… Нэхай буде так!.. Сваты, по обычаю, ударили по рукам. Дело уладилось сразу, так что все повеселели. Только охал один Тит, которому не хотелось оставлять недоконченный покос.
– Коней двенадцать голов, куды я повернусь зимой-то без сена? – повторял он, мотая головой. – Ежели его куплять по зиме, сена-то, так, этово-тово, достатку не хватит…
– Э, сват, буде тебе гвалтувати, – уговаривал Коваль. – Як уведем оба конца в орду, так усе наше сено кержакам зостанется… Нэхай твоему сену!..
Три дня ходил Тит темнее ночи и ничего не говорил своей семье. Его одолевали какие-то тяжелые предчувствия. Он веселел немного только в присутствии старого Коваля, который своим балагурством и хохлацкими «жартами» разгонял туляцкую скуку. Сваты даже уехали с покоса и за разговорами проводили время в кабаке у Рачителихи. На Тита нападали сомнения: как да что? Выпитая водка несколько ободряла его, но это искусственное оживление выкупалось наутро новым приступом малодушия. Раз он не вытерпел и заявил Ковалю решительным тоном:
– Нет, сват, этово-тово, надо сходить к попу посоветовать… Он больше нас знает.
– Пойдем и до попа, – соглашался Коваль, – письменный человек, усе знае…
Поп Сергей жил напротив церкви, в большом пятистенном деревянном доме. Он принял ходоков ласково, как всегда, и первый заговорил:
– Слышал, старички, про ваши затеи… Своего хлеба отведать захотели?
– Так вот мы и пришли, батюшко, к тебе посоветовать.
– Что же, доброе дело: ум – хорошо, а два – лучше того.
Поп усадил гостей и повел длинную, душевную беседу, а ходоки слушали.
– Отсоветовать вам я не могу, – говорил о. Сергей, разгуливая по комнате, – вы подумаете, что я это о себе буду хлопотать… А не сказать не могу. Есть хорошие земли в Оренбургской степи и можно там устроиться, только одно нехорошо: молодым-то не понравится тяжелая крестьянская работа. Особенно бабам непривычно покажется… Заводская баба только и знает, что свою домашность да ребят, а там они везде поспевай.
– Это ты верно, батюшко: истварились наши бабы, набаловались и
– Я не говорю: не ездите… С богом… Только нужно хорошо осмотреть все, сообразить, чтобы потом хуже не вышло. Побросаете дома, хозяйство, а там все новое придется заводить. Тоже и урожаи не каждый год бывают… Подумать нужно, старички.
– Так ты уж нам скажи прямо: ехать али не ехать?
– Ничего я не могу вам сказать: ваше дело… Там хорошо, где нас нет.
Долго толковали старики с попом, добиваясь, чтобы он прямо посоветовал им уезжать, но о. Сергей отвечал уклончиво и скорее не советовал уезжать.
– Не могу я вам сказать: уезжайте, – говорил он на прощанье. – После, если выйдет какая неудача, вы на меня и будете ссылаться. А если я окажу: оставайтесь, вы подумаете, что я о себе хлопочу. Подумайте сами…
Ходоки ушли от попа недовольные, потому что он, видимо, гнул больше на свою сторону.
– Обманывает нас поп, – решил Коваль. – Ему до себя, а не до нас… Грошей меньше буде добывать, як мы в орду уедем.
– И то правда, – согласился Тит. – Не жадный поп, а правды сказать не хочет, этово-тово. К приказчику разе дойдем?
– А пойдем до приказчика: тот усе окажет… Ему что, приказчику, он жалованье из казны берет.
Старики отправились в господский дом и сначала завернули на кухню к Домнушке. Все же свой человек, может, и научит, как лучше подойти к приказчику. Домнушка сначала испугалась, когда завидела свекра Тита, который обыкновенно не обращал на нее никакого внимания, как и на сына Агапа.
– Да вы садитесь… – упрашивала Домнушка. – Катря, пан дома? – крикнула она на лестницу вверх.
– У кабинети, – ответил сверху голос Катри.
Тит все время наблюдал Домнушку и только покачал головой: очень уж она разъелась на готовых хлебах. Коваль позвал внучку Катрю и долго разговаривал с ней. Горничная испугалась не меньше Домнушки: уж не сватать ли ее пришли старики? Но Домнушка так весело поглядывала на нее своими ласковыми глазами, что у Катри отлегло на душе.
– Эге, гарна дивчина! – повторял Коваль, любуясь внучкой.
Порывшись где-то в залавке, Домнушка достала бутылку с водкой и поставила ее гостям.
– Пожалуйте, дорогие гости, – просила она, кланяясь. – Не обессудьте на угощенье.
– Ото вумная баба! – хвалил Коваль, обрадовавшийся водке.
Старики выпили по две рюмки, но Тит дольше не остался и потащил за собой упиравшегося Коваля: дело делать пришли, а не прохлаждаться у Домнушки.
– Упрямый чоловик… – ворчал Коваль.
Катря провела их в переднюю, куда к ним вышел и сам Петр Елисеич. Он только что оторвался от работы и не успел снять даже больших золотых очков.
– Ну что, старички, скажете?
Старики после некоторой заминки подробно рассказали свое дело, а Петр Елисеич внимательно их слушал.