Три конца
Шрифт:
– Аглаидой теперь перекрестили Аграфену-то, – продолжала Домнушка свою мысль. – Тоже и придумают… Ужо теперь загуляет со старцами ихними. Одинова нашей-то сестре ошибиться, а тут мужичишки, как бесы, к тебе пристанут… Тьфу!..
Катря краснела, молчала и поскорее старалась улизнуть наверх, а Домнушка только качала головой. С барышней Домнушка тоже обращалась как-то сурово и постоянно ворчала на нее. Чуть маленькие ножки Нюрочки покажутся на лестнице, как Домнушка сейчас же и оговорит ее:
– Не твое это дело, барышня, наши мужицкие разговоры слушать… Иди-ка к себе в комнату да читай в свою книжку.
Нюрочке делалось совестно за свое любопытство, и она скрывалась,
– Это тебя опять Домнушка бранила? – спрашивала Нюрочка.
– Змея она подколодная, вот что! – плакала Катря. – Поедом съела, проходу не дает… И чем только я помешала ей?
Раз, когда Петр Елисеич пришел из завода, Нюрочка не утерпела и пожаловалась на Домнушку.
– В чем дело? Что такое случилось, крошка? – рассеянно спрашивал Петр Елисеич. – Домнушка вас обижает? Ах, да…
Петр Елисеич неожиданно смутился, помахал платком и торопливо ушел в свой кабинет, а Нюрочка так и осталась с раскрытым ртом от изумления. Вообще, что-то случилось, а что – Нюрочка не понимала, и никто ей не мог ничего объяснить. Ей показалось только, что отец точно испугался, когда она пожаловалась на Домнушку.
Раз, когда днем Катря опять ходила с заплаканными глазами, Петр Елисеич, уложив Нюрочку спать, позвал Домнушку к себе в кабинет. Нюрочка слышала только, как плотно захлопнулась дверь отцовского кабинета, а потом послышался в нем настоящий крик, – кричал отец и кричала Домнушка. Потом отец уговаривал в чем-то Домнушку, а она все-таки кричала и голосила, как настоящая баба.
– Богу ответите за сироту, Петр Елисеич! – доносился звонкий голос Домнушки через запертые двери. – Другие-то побоятся вам оказать, а я вся тут… Нечего с меня взять, с солдатки! Дочь у вас растет, большая будет, вам же стыдно… Этакой срам в дому! Беспременно этого варнака Тишку в три шеи. Обнакновенно, Катря – глупая девка и больше ничего, а вы хозяин в дому и ответите за нее.
– Да я-то причем тут, Домнушка?
– А кто же хозяин в дому?.. Глядеть тошнехонько.
Вообще происходило что-то непонятное, странное, и Нюрочка даже поплакала, зарывшись с головой под свое одеяло. Отец несколько дней ходил грустный и ни о чем не говорил с ней, а потом опять все пошло по-старому. Нюрочка теперь уже начала учиться, и в ее комнате стоял особенный стол с ее книжками и тетрадками. Занимался с ней по вечерам сам Петр Елисеич, – придет с фабрики, отобедает, отдохнет, напьется чаю и скажет Нюрочке:
– О чем мы с тобой говорили в прошлый раз?
– О Кювье, [24] папа…
Занимался с дочерью Петр Елисеич по-своему. Выучилась читать и писать она шутя. Дальше следовала арифметика, французский язык и священная история. Арифметику и французский язык Нюрочка не любила и только ждала с нетерпением, когда отец начнет ей что-нибудь рассказывать. Он выбирал биографии великих ученых и рассказывал ей, как они жили, как они учились, как работали. Это был лучший метод, действовавший на детскую душу неотразимо. Была еще любимая книжка у Нюрочки, – это всеобщая история Ляме-Флери, которую она уже читала одна.
24
Кювье
– Папа, ведь и они были маленькими: Кювье, Бюффон, Лаплас, Биша? [25] – спрашивала Нюрочка задумчиво.
– Да, крошка.
– Из нынешних детей тоже будут и Кювье и Бюффон?
– Дай бог.
Нюрочка задумывалась и говорила после длинной паузы:
– Как им было трудно, папа, бедненьким… Такие маленькие и уж сколько знали.
– Это необыкновенные люди, крошка, и для них все легко, что нам с тобой покажется трудным.
Воодушевившись, Петр Елисеич рассказывал о больших европейских городах, о музеях, о разных чудесах техники и вообще о том, как живут другие люди. Эти рассказы уносили Нюрочку в какой-то волшебный мир, и она каждый раз решала про себя, что, как только вырастет большая, сейчас же уедет в Париж или в Америку. Слушая эту детскую болтовню, Петр Елисеич как-то грустно улыбался и молча гладил белокурую Нюрочкину головку.
25
Бюффон Жорж Луи Леклерк (1707–1788) – французский естествоиспытатель, выпустил при участии Л.Добантова многотомную «Естественную историю». – Лаплас Пьер Симон (1749–1827) – знаменитый французский математик, физик и астроном, автор «Аналитической теории вероятностей» (1812). – Биша Мари Франсуа Ксавье (1771–1802) – французский анатом, физиолог и врач.
– Ты уедешь, а я-то как же буду? – спрашивал он.
– И тебя, папа, возьму с собой… Вместе поедем.
Выросшая среди больших, Нюрочка и говорила, как большие. В куклы она не любила играть.
Из посторонних в господском доме являлись только приезжавшие по делам из Мурмоса заводские служащие, исправник Иван Семеныч и Самойло Евтихыч из Самосадки. Мурмосские служащие для Нюрочки оставались чужими людьми, а двое последних были уже своими. Иван Семеныч баловал ее и часто играл в медведя, то есть устраивал себе из стульев берлогу, садился там на корточки и начинал «урчать», а Нюрочка бегала кругом и хохотала до слез. Как неисправимый хохол, Иван Семеныч говорил «ведметь» вместо медведь. С Груздевым сношения были чаще, и Самойло Евтихыч каждый раз привозил Нюрочке разные гостинцы: то куклу, то игрушку, то просто разных сластей.
Раз утром, когда Нюрочка сидела в своей комнате за книжками, в ее комнату неслышными шагами вошла Анфиса Егоровна и, подкравшись, обняла сзади.
– Угадай, кто? – спрашивала она, закрывая Нюрочке глаза ладонями.
– Это вы, Анфиса Егоровна…
Нюрочке больше всего удивительным показалось то, что она совсем не слыхала, как приехала гостья и как вошла в комнаты. Потом, у них никогда не бывали гостями женщины.
– В гости к тебе приехала, – объясняла Анфиса Егоровна. – Ну, как ты поживаешь здесь? Не скучаешь?
– Нет.
Анфиса Егоровна отнеслась с каким-то болезненным участием к Нюрочке и до последней мелочи осмотрела всю ее комнату, а потом и весь дом. Спустившись в кухню, она и там произвела самую строгую ревизию. Домнушка заметно смутилась, – она привыкла хозяйничать в свою голову, а Петр Елисеич в ее кухонные дела не вмешивался. Анфиса Егоровна отыскала зеленые пятна на медных кастрюлях, кое-где грязь, кое-где пыль, велела выжить тараканов, привольно гулявших по запечью, и несколько раз покачала головой, когда Домнушка по пальцам пересчитывала выходившую провизию.