Три креста
Шрифт:
— Что же вы делаете, вы так меня и впрямь в гроб вгоните! Я ведь еще не оправился от уремии!
— Да ну тебя! Опять завел старую песню!
— Я правду говорю, ничего не придумываю!
Видя, что обижаться и спорить бесполезно, Энрико снова плюхнулся на табуретку и, повернувшись к ним спиной, обратился к хозяину, который стоял у входа, прислонившись к двери.
— Вы только представьте себе: сегодня граф, у которого рога на голове, пожалуй, еще больше, чем кошелек, дал мне всего-навсего одну лиру. А ведь я тащился за ним через весь город, умоляя подать на пропитание! Был бы я сам синьором, показал бы таким, как он, у него рога такие
— Вот и займись, подходящая для тебя работенка!
Хозяин давно уже обращался к Энрико на «ты», как и все остальные, тому ничего не оставалось, кроме как делать вид, что ему это по душе.
— Я бы подался носильщиком на вокзал или кузнецом в мастерскую, но куда там, с моим-то здоровьем! Да и благородная душа не позволяет…
— А ночуешь ты где?
— Сплю на скамейке в Лицце, под елками. Только вот нынче похолодало, и ревматизм с подагрой совсем меня одолели: кости скрипят и ноют, а от невралгии даже случаются обмороки. Иной раз от боли всю ночь глаз не могу сомкнуть. Тут и одеялом не укроешься: любое прикосновение доставляет мне страдание, стоит тронуть меня пальцем — и я вздрагиваю от боли! Так что я частенько слезаю со скамейки и брожу туда-сюда, глядишь, и не так холодно. Под утро усталость берет свое, и я, наконец, засыпаю, но тут приходят садовники, и снова мне нет покоя!
— Ты бы нашел себе укрытие получше, чтобы хоть в дождь было, где спрятаться!
— Одно время я спал в гротах вдоль Страда ди Пескайа. Однако туда по ночам наведывались влюбленные парочки, а иной раз захаживал справить нужду какой-нибудь бродяга, так что потом невозможно было дышать… В Лицце как-то почище и понадежнее. Вам, как погляжу, не терпится узнать всю мою подноготную!
— Да, спесь из тебя ничто не выбьет — как был заносчив, так и останешься до конца своих дней! Ладно, проваливай отсюда, может, удастся еще выклянчить денег. Поторопись, пока синьоры не разошлись по домам.
Энрико медленно поднялся и крикнул своим друзьям, сидящим в углу:
— Эй, вы ничего не хотите мне сказать?
Те не ответили. Он подошел поближе:
— Я спрашиваю, вы ничего не хотите мне сказать?
Тогда один из них протянул ему сигаретный окурок:
— На, держи! Помогает забить голод!
Энрико взял бычок и стал мусолить во рту. Костюм его давно превратился в лохмотья, от пуговиц остались одни нитки.
Не зная, куда деваться, Энрико направился к кладбищу. Сторож не хотел пускать его, приняв за вора. Тот сильно оскорбился и, по-волчьи оскалив зубы, по-прежнему поражавшие своей белизной, заявил:
— Ты, видно, не узнал меня? Месяц назад я приходил сюда хоронить брата, который покончил с собой. А сегодня я пришел проститься с другим своим братом.
— Как фамилия?
— Никколо Гамби.
— Его похоронили сегодня с утра.
— Где его могила?
— В самом конце, на старом кладбище, которое перекапывают по распоряжению властей. Могила свежая, так что ее легко узнать.
— Хорошо, я пойду.
— Погоди, — сказал сторож по-прежнему недоверчиво. — Я провожу тебя, мне как раз нужно подготовить место для новой могилы.
Накрапывал ледяной дождик, от которого бросало в дрожь. Все старое кладбище было перерыто, надгробные плиты стопками лежали вдоль забора, а кресты были свалены у подножья колонны. Кипарисы благоухали, будто дождь вымывал из них все соки, а птички порхали и садились на ограду.
Сторож приветствовал могильщика свистом и указал Энрико
— Ты точно уверен? — переспросил тот.
— Разумеется, первую неделю я их все наперечет помню. Ну, так что?
— Я побуду тут еще, чтобы запомнить хорошенько, — отвечал Энрико. Он потоптался вокруг могилы и даже потрогал ногой землю, затем отошел в сторону. Сторож все это время не спускал с него глаз.
Выйдя с кладбища, Энрико остановился возле калитки: он вспомнил, как, казалось бы, совсем недавно распрощался на этом самом месте с Никколо, и каждый пошел своей дорогой. И вот брата уже нет в живых! Руки его сжались в кулак.
Порта Латерина, ведущая к кладбищу, была уже остальных и, казалось, специально была создана, чтобы проносить умерших. Энрико хотел вернуться в город другим путем, однако увидев, что караульный строго смотрит на него из своей будки, все-таки вошел здесь.
Слева он увидел Дом для престарелых. Один старичок, одетый в черное, сидел на ограде спиной к дороге; рядом стояла сестра-монахиня. Ах, если бы за Энрико похлопотал какой-нибудь уважаемый синьор, он бы тоже тут поселился!
Старик живет себе в этом приюте, укрытый от дождя и ветра. А он не ел уже почти сутки и с трудом волочит ноги, так что мочи нет!
Модеста, потеряв мужа, тянула лямку, кое-как зарабатывая на хлеб шитьем, но ей было больно видеть, как Энрико погибает в одиночестве, она частенько подкарауливала его на улице, чтобы всучить пару лир. Тот брал нехотя и продолжал брести, не глядя на нее, она шла рядом, пытаясь его образумить:
— Ты все упрямишься, не хочешь обратиться к Богу. Мой бедный муж умер, даже не исповедовавшись, а Джулио повесился… Им обоим, должно быть, сейчас несладко. Хоть бы ты подумал об их грешных душах.
Энрико только морщился и еще больше скрючивался, чтобы спрятаться от ее слов. Но Модеста не отставала:
— Ты бы пошел к Собору, там тебе помогут. Подождал бы у входа, пока святой отец закончит мессу, все равно весь день бродишь без дела!
Ей думалось, что если Энрико станет просить подаяния у каноников, то рано или поздно и сам зайдет в церковь. Но тот о священниках даже слышать не хотел и отвечал хрипло:
— Хватит, оставь меня!
— Может, тебе постирать что? Ты приходи, я тебе хоть штаны подштопаю, а то совсем износились!
Постояв немного и не дождавшись ответа, Модеста возвращалась домой, расстроенная, но с чистой совестью.
Энрико не навещал их, потому что стеснялся показаться племянницам на глаза. Едва он замечал их на улице, тут же старался скрыться, заходил в какую-нибудь лавку и ждал, пока те пройдут мимо.
— Не хочу осквернить их ангельский взор своим присутствием, — откровенничал он порой с приятелями, сидя в кабаке.
Только на самых пустынных и грязных улицах Сиены он чувствовал себя, как дома: часто останавливался передохнуть на Виа дель Соле, в Саликотто [14] , но здесь нужно было быть начеку, чтобы на тебя не капало с железных проволок стираное белье, или чтобы, чего доброго, не огрели случайно брошенным из окна старым башмаком и не окатили сверху помоями. Иногда он мог часами сидеть и смотреть, как развевается на ветру чье-то поношенное тряпье.
14
Древнее сиенское гетто, расположено к югу от пьяцца дель Кампо.