Три круга войны
Шрифт:
Пока Иваньков учил свою роту элементарным премудростям войны, отделенные и взводные командиры тоже учились — с ними проводили занятия старшие офицеры. Только на третий день они вернулись в роту и, сменив Иванькова, вывели солдат в поле повзводно, а потом рассредоточили по отделениям и стали отрабатывать тему: «Отделение в наступательном бою».
— Короткими перебежками вперед! — командовал сержант Семенов — непосредственный начальник Гурина. — Вперед! Быстрее!
Дважды «брали» штурмом окопы «противника», дважды Семенов делал
— Медленно! Долго топчетесь перед окопами «противника», выискиваете местечко, куда прыгнуть. Быстрее надо. Сейчас нам предстоит прорвать двойную линию обороны…
Снова рассыпались по полю, заняли исходный рубеж, затаились, чтобы по команде подняться в «наступление». Но на этот раз Гурину не пришлось идти «в атаку» — его позвали к командиру роты.
— Иди, тебя майор Крылов вызывает, — сказал Иваньков мрачно, глядя куда-то в сторону.
— А кто это?.. А где он?.. — заволновался Гурин, чувствуя что-то неладное.
— Вон связкой покажет.
У майора Крылова тоже был свой окоп. Майор сидел на бруствере и читал газету. Когда Гурин представился, он взглянул на него из-под большого козырька своей фуражки, переспросил:
— Гурин? Садись, побеседуем, — пригласил он мягко, будто Василий ему был сын родной. — Ну, как служится?
— Ничего…
— Никаких жалоб?
— А какие жалобы? Одет, обут, накормлен.
— Это верно. Ты из Букреевки?
— Да.
— Немцы свирепствовали? — сочувственно спросил он.
— Да… Как везде, наверное…
— Как же тебе удалось спастись?
— Сам не знаю…
— В гестапо или в полицию тебя вызывали?
— Нет… Как-то обошлось…
Майор пристально посмотрел Гурину в глаза.
— Комсомолец?
— Да. Комсомольский билет сохранил, — похвастался Василий.
— Молодец, — похвалил майор. — Ну, расскажи мне подробно, чем занимался, как жил при немцах? Мне это просто интересно знать.
Гурин охотно стал рассказывать свою оккупационную эпопею, Крылов слушал его не перебивая.
— Стихи со мной, в вещмешке… Хотите принесу? — Гурину очень хотелось показать майору свои стихи, но тот сказал: — В другой раз… А как солдаты, твои однополчане, довольны службой?
— Наверное, довольны… Я же их не спрашивал.
— Ты понимаешь, какое дело… — начал майор доверительно. — Отступая, немцы немало оставили разной сволочи, завербовали на свою сторону, дали задание вредить, сеять панику, распускать разные слухи. Вот таких нет среди вас? Не замечал?
— Да вроде нет… Если бы попался такой — морду сразу набили бы.
— Нет, морду бить не надо, — сказал майор. — В таких случаях надо мне сообщать. Понял? А мы разберемся, что это — случайная болтовня или, может быть, злонамеренная. А морду бить — так можно спугнуть опасного врага. Понимаешь?
— Конечно…
— Ну вот и отлично. Значит, ты стихи сочиняешь? Молодец. Поэтов любишь? Кто тебе больше всех нравится?
— Пушкин, Лермонтов,
— Молодец. Вкус у тебя хороший, — похвалил его майор. Голос у Крылова был мягкий, убаюкивающий, глаза добрые, располагающие.
Они поговорили еще, и майор отпустил Гурина. На прощанье, как бы между прочим, предупредил:
— О нашем разговоре никому не рассказывай.
— Ладно, — пообещал Гурин. — Я понимаю.
— Вот и хорошо.
— Ну что? — встретил его лейтенант.
— Да… спрашивал, как жил при немцах.
— А-а… Ну что ж: у него работа такая — знать все и обо всех. — Он сдвинул брови, вспомнил что-то. — Да, а что это старшина в запасном на тебя бочку катил?
— На построение я опоздал, — признался Гурин. — С мамой долго прощался. Он упрекнул меня оккупацией, а я в ответ ему тоже что-то сказал. Не помню уже, что…
— Оккупацией? Да, дураков не сеют, не жнут… Ладно, иди во взвод. Не обращай внимания, — посоветовал Иваньков ему вдогонку.
Гурина очень тронуло такое участие лейтенанта в его делах, он сразу перестал чувствовать себя одиноким и, обрадованный и будто освобожденный от какого-то тяжкого груза, налегке побежал к ребятам.
Во второй половине дня занятия были снова всей ротой. Лейтенант учил, как отбивать танковую атаку. Главное, говорил он, не надо бояться танка. Бей по смотровым щелям, целься в них. «Ослепнет» — остановится. Бросай гранаты под гусеницы. Бей бутылками с горючей смесью. Надвигается на тебя танк — не робей, пригнись пониже в траншее, ничего он с тобой не сделает, пройдет, а ты ему с тыла бутылкой или гранатой…
Хорошо говорил лейтенант, увлеченно, и солдат заражал боевым настроением, выгонял страх из неопытных душонок. И в самом деле, рассуждал Гурин, чего бояться танка, это же неуклюжее, медлительное создание, под стволом у него, оказывается, стань, и он не возьмет тебя — «мертвая зона». Главное — без паники.
— А сейчас я покажу вам, как обращаться с противотанковой гранатой и с бутылкой с горючей смесью.
Но действие ни той, ни другой он показать не успел. Прибежал связной и сказал, чтобы вся рота сейчас же, в срочном порядке была построена у заброшенного карьера, — связной указал, где этот карьер. Туда уже направлялись со всех концов поля другие подразделения.
Лейтенант быстро привел роту к маету построения. Там распоряжался какой-то майор — указал место Иваньковой роты, побежал к другим.
Кроме майора, здесь бегали и другие офицеры — какие-то они были все возбужденные, суетливые и молчаливые. Чем-то тревожным веяло от всех, и эта тревога невольно передалась и солдатам. Они затихли и ждали, что будет.
— Судить будут одного гада, — шепнул сержант Семенов. — «Эсэсовца».
— Немецкого шпиона поймали? — удивился Гурин.
Сержант взглянул на него, усмехнулся: