Три лица Януса
Шрифт:
Он перестал надеяться, когда узнал о том, что русские уже на Принцессинштрассе. Денщик принес ему черный кофе, и генерал с неестественно спокойным лицом маленькими глоточками выпил две чашки дымящейся жидкости. Потом вызвал адъютанта и, приказав не беспокоить полчаса, писал что-то, закрывшись за бронированной дверью подземного кабинета.
В одиннадцать часов утра генерал от инфантерии Отто фон Ляш вышел в небольшую приемную и увидел высокого эсэсовского офицера в разодранной сверху фуражке и с большим кровоподтеком на правой щеке.
— Это к вам, экселенц, —
Офицер вытянулся во весь рост и пытался щелкнуть каблуками, но колени его подогнулись, и эсэсовец рухнул на стул, который едва успел подставить адъютант генерала.
— Можете сидеть, — сказал генерал Ляш.
— Господин генерал, — хриплым голосом произнес офицер, — я уполномочен сообщить вам, что крейсляйтер Вагнер собирает совещание по вопросам дальнейшей обороны города.
— Обороны? — Ляш рассмеялся. — Крейсляйтер, оказывается, тоже ведает обороной. А мне казалось, что это моя прерогатива. Я тоже собираю совещание по вопросам обороны, майор. Ровно в тринадцать часов. Можете передать это крейсляйтеру Вагнеру…
Ляш нарочито не назвал офицера эсэсовским званием «штурмбанфюрер», а просто по-армейски — «майор», но посланец наместника Гитлера в Кенигсберге, казалось, не обратил на это внимания.
Он с трудом поднялся и, кривясь от боли, шагнул к выходу.
— Он ранен, Фридрих, — сказал Ляш адъютанту. — Оставьте его здесь, а к Вагнеру пошлите кого-нибудь другого.
НАГРАДНОЙ ЛИСТ
на капитана Александра Ильича Рыбникова, командира 1-го стрелкового батальона 690 стрелкового полка, 126 стрелковой дивизии.
Член ВКП(б)
Восьмого апреля 1945 года, сломив упорное сопротивление противника, 1-й стрелковый батальон пошел в наступление из рубежа юго-восточнее канала в направлении кварталов 28, 26, 19, улицы Гребен, электростанции, зоопарка. Встречая организованное сопротивление противника, батальон капитана Рыбникова продвигался вперед, овладевая последовательно квартал за кварталом и к 14.30 овладел электростанцией. Выполняя последующую задачу, 1-й стрелковый батальон, уничтожая противника, вышел на окраину зоопарка и штурмом овладел им.
За день боев батальон нанес противнику следующие потери: убито и ранено до 200 солдат и офицеров, захвачено много техники и вооружения.
Капитан Рыбников во время боя находился непосредственно с передовыми подразделениями, показывая отвагу и геройство, руководил батальоном. В бою 8 апреля 1945 года был ранен, но поля боя не оставил.
Поставленную задачу батальон выполнил на отлично.
Достоин присвоения звания Героя Советского Союза.
Примечание автора:
звание присвоено 19 апреля 1945 года.
Когда первые советские солдаты появились у зоопарка, майор Вернер фон Шлиден находился в полуразрушенном здании варьете. Чудом ускользнув из павшего уже форта Мариенберг, где застал его штурм Кенигсберга, он целые сутки безуспешно пытался
Вернер фон Шлиден понимал, что вовсе не дело валяться сейчас в зоопарке, он должен быть там, где решится судьба Кенигсберга и тех, кто войдет в него с боем, с оружием в руках, но силы совсем оставили его, и Янус решил отлежаться, он знал, что хоть какой-то отдых — лучшее средство от контузии, лекарствами ее не вылечишь, тут главный лекарь — время.
Порою Вернер фон Шлиден впадал в забытье, и тогда виделось ему в искаженном подсознанием обличье все то, что испытал он в последние часы и дни.
Однажды Янусу вдруг явственно показалось, что лежит он в московской квартире на стареньком кожаном диване их гостиной, укрытый белой буркой, ее подарили Арвиду Вилксу дагестанские друзья.
Дверь в гостиную отворилась, и в комнату вошли Ахмед, отец Сиражутдина, и мать его, молодая и красивая Муслимат.
Янус хотел подняться с дивана, но Ахмед поднял предостерегающе руку, а мать быстро приблизилась к сыну, положила руку ему на голову.
— Лежи, лежи, сынок… Ты болен, тебе нельзя вставать. Лежи…
Она села у изголовья сына и ласково посмотрела на него, улыбнулась. Ахмед не садился, он стоял позади жены, суровый и строгий, хотя и пытался как-то смягчить неловкой улыбкой свое мужественное лицо воина.
— Какой ты уже взрослый, Сиражутдин, — сказала мать. — А я помню тебя только маленьким мальчиком.
— Взрослый-то он взрослый, — заметил как бы в шутку Ахмед, — а вот усов у джигита нет…
— Перед тем как отправить меня на задание, отец, мне сказали, что усы лучше сбрить, — ответил Сиражутдин.
— Ну если так нужно для твоей работы…
— Нужно, отец. Немцы не носят наших усов, а я ведь должен походить на одного из них.
— Трудная у тебя доля, сынок, — вздохнула Муслимат. Но что поделаешь — идет такая война… И как ты похож на своего отца, Сиражутдин.
— А мне дядя Арвид всегда говорил, что я похож на тебя, — улыбнулся Янус.
— Нет-нет, ты вылитый отец, сынок!
— О пустом говоришь, женщина, — остановил жену Ахмед. — Дай поговорить джигитам о деле. Ты хорошо держишься в седле, Сиражутдин?
— В седле? Ну разве что в мотоциклетном…
— А конь у тебя есть?
— Нет у меня коня, отец.
— Жаль, что у тебя нет коня… Ты помнишь моего Сокола, Муслимат?
— Ах, какой был конь у тебя, Ахмед! — воскликнула мать Сиражутдина. — На нем ты увез меня тогда из аула. Помнишь?
— Как не помнить?! Твоя мать, Сиражутдин, была самой красивой девушкой в округе, за нее запросили большой калым, а у меня всего богатства — конь Сокол, кинжал и клинок моего прадеда. А мы любили с Муслимат друг друга… И тогда я ночью увез ее.