Три мешка хитростей
Шрифт:
– С шести утра до восьми, – добавила педиатр, – ваш номер 375. Каждый день будете получать три молока, два кефира и одну ацидофильную смесь!
– И нужно носиться каждое утро за едой? – возмутилась я. – Можно сразу на пару дней взять?
– Нет.
– Почему?
– Потому что так не положено.
– Но ведь очень рано! И потом, идти страшно неудобно, сами знаете, улица Ливитина на краю света, даже автобусом не доехать!
– А чего тебе еще делать? – обозлилась врач. – Дома сидишь, ни хрена
– Так спать ведь хочется! Ребенок всю ночь кричит!
– Пусть отец сбегает.
– А у нее нет папы.
– Ну, знаешь, – хмыкнула эскулапша, – следовало думать, прежде чем рожать! Все вы так. Рады младенца кому угодно спихнуть! Чего только теперь нет: памперсы-шмамперсы, соски, бутылки, стиральные машины автоматические для вас, лентяек, придумали. Мы, между прочим, своих детей в марлевые подгузники и пеленки укутывали да стирали пеленки мылом в корыте, а потом гладили с двух сторон… И никто трех лет по уходу за дитем не давал; два месяца – и все, дальше, как хочешь. Хочешь дома сидеть, увольняйся! А у вас все условия, так им лень за молоком сбегать, тьфу, прямо противно.
Я разозлилась:
– Шариковой ручкой пишете?
– Да, – удивилась старушка неожиданному вопросу.
– Почему не гусиным пером, а? Возьмите чернильницу, свечку поставьте, ваша бабка небось так делала. И стетоскоп сними, трубочку прихвати, деревянную, и, кстати, – я уперла палец в пачку «Парламента», валяющуюся на столе, – самосад кури, в газетке. Будет, как в старину!
Старушонка в первый раз подняла на меня маленькие злобные глазки, губы ее сжались в нитку:
– Нахалка!
– Старая идиотка, – моментально ответила я, подхватывая Нику, – вот сейчас пойду к главврачу и сообщу, что вы выписали питание, даже не развернув младенца, лентяйка!
– Да как ты смеешь, – начала наливаться кровью бабка.
Но я уже вылетела в коридор и, плюхнув Нику на пеленальный столик возле какого-то орущего младенца, перевела дух.
– Родионова, – раздался из кабинета крик, – Родионова! Вернись!
Забыв, что младенец зарегистрирован в поликлинике на фамилию Машки, я не оборачивалась.
Одна из женщин, сидевших в очереди к другому кабинету, сказала:
– Девушка, вас зовут.
Оставив Нику лежать на столике, я вновь пошла к противной врачихе.
– Ну?
– Рецепт на смеси забыли, – неожиданно вполне дружелюбно ответила бабка, – сделала вам в уголке пометки «Одинокая мать», станут давать питание три раза в неделю, в виде исключения.
Я вышла в коридор, сжимая бумажку. Странные, однако, порядки в данном заведении! Сначала обхамят, а потом сделают, как их просят.
Ника лежала тихо, зато младенец, лежавший рядом, заходился в крике.
– Что это с ним? – поинтересовалась я у очереди.
– Странные матери пошли, – вздохнула
Я подхватила Нику и пошла вниз по лестнице. У окна мусолила сигарету размалеванная девица лет пятнадцати.
– Там ваш ребенок очень сильно плачет!
– Хрен бы с ним, – ответило милое создание, – пусть легкие развивает да от капризов отвыкает!
Решив, что на сегодня «приятных» впечатлений достаточно, я понеслась домой.
Томусе стало лучше. Она мигом забрала у меня Нику и понесла в ванную. Я пошла на кухню и принялась звонить третьей даме из моего списка – Зверевой Ольге Леонидовне. Караулова больше беспокоить не буду. Он, конечно, дурак, но убивать Полину и похищать Настю у него нет никаких причин. Да и желание явно не тянуло на пятнадцать тысяч «зеленых». Подумаешь, хотел пожить альфонсом при богатой престарелой даме. В наше время подобного поведения не стесняются. Наоборот, кое-кто даже завидовать начинает.
У Зверевой не брали трубку. Я разочарованно положила ее на стол и хотела уже разогревать ужин, как из ванной донесся негодующий Тамарин крик:
– Вилка, немедленно иди сюда!
За все время нашей почти тридцатилетней дружбы подруга никогда не разговаривала со мной подобным тоном. Испугавшись, я понеслась на зов.
Красная Тома трясла перед моим носом младенца:
– Ты кого принесла?
Ну вот, от переутомления у подруги случился реактивный психоз, и она временно потеряла память!
– Томусенька, – тихонечко заблеяла я, – главное – не волнуйся, ты держишь в руках новорожденную дочку Родионовой. Слава богу, она у нас не навсегда. Машка скоро выздоровеет и заберет Нику.
– Где ты это взяла? – твердила Тома.
Зная, что с безумными нельзя спорить, я постаралась не злить Томочку. Так, стану отвечать на ее дурацкие вопросы, а сама доберусь до телефона и вызову нашего приятеля Генку, он отличный психиатр.
– Не нервничай, милая, ЭТО я взяла в детской поликлинике на пеленальном столике.
– Скорей, скорей назад, – забормотала Томуся, выскакивая в прихожую, – может, успеем, какой ужас!
– Успокойся, – попыталась я остановить подругу, – ложись спать, видишь, Никочка мирно дрыхнет, и тебе пора.
– Это не Ника, – воскликнула Тамара.
Я удрученно вздохнула. Дело принимает плохой оборот.
– Конечно, Ника.
– Нет.
– Да.
– Нет.
– Да.
– Смотри, – заорала Тома, вытаскивая несчастного ребятенка из пеленок, – это мальчик!!!
Я уставилась на тщедушного младенца. Между двумя тонкими ляжками Ники, больше всего похожими на окорочка большого лягушонка, свисал довольно большой первичный мужской половой признак.