Три метра над небом: Я хочу тебя
Шрифт:
— Тебе говорю… кто мне за это заплатит?
— Да что это, мы на передаче «Скрытая камера»? Вы что, все тут издеваетесь надо мной? Где тут спрятана камера? — Скелло рыщет по всему ресторану. — Ну? Где? Где она?
Он всюду ищет гипотетическую камеру: под картинами, за дверями, в сумке женщины, откинувшейся на спинку стула. Он приподнимает одни вещи, сдвигает с места другие, как всегда, без всякого уважения к людям, дерзкий и стремительный, почти на грани помешательства: какому нормальному человеку придет в голову искать телекамеру под скатертью на столе, за которым едят… Парень теряет терпение.
— Ну, ты закончил? Сукин сын! Какого
Парень решительно встает из-за стола, уперев руки в бока, — руки рабочего человека: на запястьях видны ссадины, следы от порезов, кожа на них сухая от краски, штукатурки, гипса и строительного мусора, потрескавшаяся от тяжелой работы.
— Ты понял, тупая твоя башка?
— Ehi… Fly down.
Скелло говорит это, про себя держа пари, что тот ни слова не понимает по-английски. Естественно, пари он выигрывает.
— Что? Ты еще и ругаешься? Я тебе сейчас задницу надеру.
Маляр хватает Скелло за шею: по-видимому, этим изящным жестом он хочет произвести впечатление на свою спутницу.
— На самом деле, я хотел извиниться, но на английском, понимаешь, это очень изысканно.
Маляр сжимает кулаки, мы весело смеемся. К счастью, тут вмешивается Вит:
— Ну, хватит, успокойтесь. Я ваш полковник или как? Все, прекратите.
Он помогает парню обрести хорошее лицо при плохой игре:
— Давай, я принесу тебе прекрасный лимончелло, за счет заведения, — потом берет Скелло за плечи и отводит его к друзьям. — Вы совсем не изменились. Я рад вас снова видеть, серьезно. Не могу выразить, насколько рад. Стэп, когда ты здесь, ни один вечер не проходит скучно. Давайте, садитесь. Я сейчас вам организую столик на двенадцать человек.
— Может, Стэп хочет продолжить свой романтический ужин.
Я смотрю на Джин. Она разводит руками.
— Мы в другой раз продолжим, правда, дорогой?
Какая же она симпатичная, какая симпатичная. Однако… И это «однако» немного меня смущает.
— Да, дорогая, продолжим в следующий раз. Когда ты снова окажешься без бензина и без денег…
Джин улыбается, потом дает мне тумака в плечо, да еще и сильно! От взгляда Лукконе ничто не может скрыться.
— Блин, сильна девица, удар-то у нее неслабый…
Все соглашаются. Шумно садятся вокруг стола, громко двигая стульями, хохоча и споря из-за мест. Только девушки смотрят друг на друга с недовольными лицами и с наигранной отстраненностью поглядывают на Джин… Комплименты, отпущенные в адрес другой женщины, всегда вызывают досаду. Даже если это твоя лучшая подруга.
Дальнейшие события развиваются стремительно. Каждый, перекрикивая друг друга, спешит сообщить мне великие новости.
— Слушай, ты ведь не знаешь… Джованни расстался с Франческой. Ты даже не представляешь, что она ему устроила: завела шашни с Андреа, его другом. А тот набил ему морду. Ну и времена! А, вот еще супер-новость: Алессандра Феллини наконец-то дала! Давиду. Теперь его называют «мистер Капля». Знаешь, почему, Стэп? Он четыре года капал ей на мозг, как в китайской пытке. Весной, летом, в горах, на море… он везде за ней ездил. Подарки, сувенирчики, билетики. Он заслужил награду или нет? И она его наградила! Она дала ему. Но теперь, после того, как это случилось, она отрывается будто на Олимпийских играх. Награды получают все!
— Понятное дело, ей же надо наверстать упущенное.
— Бог мой, какие же вы злобные, — Карлона пытается защитить Алессандру из женской
— Однако это правда… Но все же право первой ночи заслужил мистер Капля.
— Да уж, первый всегда остается первым.
Гуидо Балестри берет инициативу рассказа в свои руки.
— Это был чудный подарок для Капли: наконец-то она впустила его в свою влажную пещерку, задернутую паутиной, — все смеются. — А потом Давид пришел к нам и всенародно рассказал о своих подвигах…
— Да ладно!
— Клянусь тебе. Он всем сказал, что ей безумно понравилось.
— Да ты что?
— Правда.
— Понятно, он четыре года подъезжал… и, в конце концов, если девушка дает, так уж на полную катушку!
— О, все слышали, как она выла на луну. Похлеще той Ласси из «Поросят» [22] , помнишь?
— А как же. Классный фильм.
— Давид в этом плане хорошо стоит.
— Да, не только он стоит, но и у него стоит! Во всех смыслах. Да уж, в те далекие времена Давид бы сделал Голиафа! [23]
22
«Поросята» («Порки») — американский фильм 1981 года об авантюрах школьников.
23
Ветхий Завет. Притча о Давиде и Голиафе.
Над этой шуткой почти никто не смеется. А Джин — смеется. Это уже неплохо. Так оно дальше и продолжается — с шутками, рассказами, смехом.
Я смотрю на компанию — все едят. Ничего не изменилось. Та же картина. Заглатывают все подряд — едва блюда появляются на столе, тычут вилками в колбасу, ветчину, салями. Отправляют ломтики в рот, не переставая болтать, специально оставляют их свисать до самого подбородка. Приносят сосиски-гриль. Все расхватывают шампуры на лету. Сосиски и перчики, нанизанные на шампуры, еще дымятся — все это превращается в ароматные шпаги в отчаянной схватке между Скелло и Лукконе. К этим двоим присоединяется Хук и битва продолжается. Слышится стук железа о железо, изредка приглушенный свежеподжаренным мясом. Скелло делает выпад, но Лукконе парирует. Сосиска слетает с шампура. Правой рукой Джин ловит ее на лету — отличная реакция! — и откусывает от нее добрый кусок, хотя она еще такая горячая.
— Ну и ну! Видали, как ловко? Правда же, похоже, как в фильме, ну, в этом… не могу вспомнить….
— Да, точно, что-то мне это напоминает, сцену из фильма, да, но что за фильм…
— Сейчас скажу… Это история о проститутке, точнее, это сказка про проститутку.
Тут в разговор вступает Лукконе, как обычно со своим тяжелым юмором:
— Точно, это Белоснежка и семь засранцев.
Джин смотрит на него брезгливо, скривив рот, в котором только что окончательно исчезла сосиска.
— Вечно ты с непристойностями… Это «Красотка», ну с этой, с Джулией Робертс.
— Короче, ты помнишь?
Неожиданно память уносит меня в прошлое. Я с Баби, Хук и Сицилиец почему-то все вместе сидим в кино. В конце первой серии Хук и Сицилиец уходят.
— Какого хрена? Вы что, с ума сошли?
— Да, мы пошли.
И тогда я смог, наконец, взять руку Баби в свою и держать до конца фильма, а она клала мне в рот попкорн.
— Да, я помню.
Но не рассказываю ей детали своего фильма.