Три минуты с реальностью
Шрифт:
– Можешь себе представить, в каком ужасе я был.
– Как ты посмел без спросу войти в мою квартиру? – резко спросила Джульетта.
Он ошеломленно посмотрел на нее.
– Ты шутишь?
– Нисколько. В этом все дело. Ты мог обнаружить там, например, нас с Дамианом в постели. И что тогда? Ты ко всем своим знакомым заходишь в квартиру только потому, что видел свет в окнах, а на звонок никто не ответил?
– Что за дурацкое сравнение! – Он побледнел, нервно облизывая губы. – В конце концов, Дамиан, а не я незаконно проник в твою квартиру…
– Дамиан мог уходить и приходить, когда ему вздумается. Я не раз говорила ему об этом. А вот к тебе это совершенно не относится. И никогда не относилось. Ты это прекрасно знаешь.
Откуда вдруг все эти слова и чувства? Презрение, отвращение. Нужно взять себя в руки. Что-то в нем раздражало ее все сильнее. Почему она раньше ничего такого не чувствовала? Невидимые щупальца, растущие отовсюду из его тела. Годами он поддерживал ее, защищал, продвигал, превращая тем самым в куклу с дистанционным управлением. Все в нем излучало потребность в контроле. Только по этой причине ей, видимо, удалось избежать самого худшего: маниакальное стремление к контролю над ситуацией оказалось в нем даже сильнее страсти, столь отвратительной ей, не исчезавшей полностью никогда, даже в присутствии матери. Нужно сохранять ясность мыслей. Слишком много вещей сплелись тут воедино. Наверное, она ошибается. Нет никакой связи между одним и другим. Полное безумие – лететь в Буэнос-Айрес. И с ее стороны, и со стороны отца… В этом-то все и дело. Перекореженная жизнь Дамиана не имела к отцу никакого отношения. Их связывала одна злосчастная встреча – в тот вторник, в ее квартире. Отец был на взводе, потому что целый день не мог с ней связаться. Потому что она ускользнула из-под контроля. А Дамиан? Одному Богу известно, что творилось тогда в его душе! Почему он оказался в ее квартире? Муки совести? Сожаление об испорченном шоу? Или ему просто хотелось побыть одному? Ощутить ее близость? От этой мысли сдавило горло. Во всяком случае, он тоже, видимо, был не в себе. Двое психов встретились. В ее квартире. Вот и все. Надо слушать дальше, постараться вытянуть из него все подробности. Хотя она давно уже догадывалась, что там могло произойти.
Резкая реакция Джульетты выбила у отца почву из-под ног. Он отпил кофе, избегая ее взгляда.
– Последние дни дались мне тяжело, – спокойно сказала Джульетта. – Отчасти я сама виновата. И ни в чем тебя не упрекаю. Но я требую, чтобы ты наконец стал воспринимать меня как взрослого человека. Почему ты не рассказал мне это еще в Берлине? Почему?
Он поднял руку, прося ее замолчать.
– Вижу, сам вижу. Я был не прав. Но позволь мне хоть как-то оправдаться.
Она вдруг обратила внимание на его сильные руки. Он здорово играет в теннис. Его физическая форма просто всем на зависть: само здоровье. В противоположность ей с ее постоянными болями в желудке, изжогой, растяжениями, вывихами. По средам их в школе всегда взвешивали. Поэтому с воскресенья и до среды они голодали, а со среды до следующего воскресенья обжирались. Она по-прежнему ощущала этот ритм, даже когда пыталась есть нормально. Нормально? Что значит для балерины нормально? Нерегулярные месячные, щиколотки, тонкие до прозрачности, словно по ним долго колотили молотком.
– Он встал, скрылся в ванной и вскоре появился полностью одетым. Я спросил, где ты. Он в ответ нахамил. Это привело меня в ярость. Весь день я не находил себе места от беспокойства, а теперь еще вместо тебя обнаружил этого типа. Ну вот, слово за слово, и он набросился на меня, привязал к стулу. Взбесился. А когда привязал, сам не знал, что делать дальше.
– Что ты ему сказал?
– Я уже не помню. Знаю только, что он спросил: «Ищешь свою малышку, да?»
– Он обращался к тебе на ты?
– Да. Хотел меня спровоцировать. Потом произнес еще несколько грязных замечаний, которые я не собираюсь повторять. Он становился все агрессивнее, углубился в какие-то странные рассуждения о европейском декадансе… Ну вот, не знаю, что еще сказать.
Джульетта слушала с трудом, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Через это
– Ты ведь знаешь, когда меня провоцируют, я становлюсь неприятен. Потом он потерял над собой контроль и набросился на меня. Как безумный. Связал и полночи нес какой-то бред. В остальном то, что я рассказал полиции, правда.
Джульетта на него не смотрела. Отец продолжал говорить, но она давно не слушала его по-настоящему. Хотя ей нужно знать все. Все подробности. А ее просто выворачивало наизнанку, стоило только представить себе эту сцену. Почему? Что за театральность? Отец в ее квартире, привязанный к стулу словно заложник? Чтобы она нашла его. В таком виде. Значит, это было направлено против нее? Плевок под ноги? Ах шовинистическая задница! Вот почему он бежал от нее как от чумы. Наверное, решил, что извращенное чувство отца каким-то образом пачкает ее, лишает чистоты. Тогда и сам он грязная латиноамериканская свинья.
– Что ты ему сказал? – снова спросила она.
– Он обзывал и оскорблял меня…
– Ты! Что ты ему сказал?!
Он испугался ее крика, замолчал и отвел глаза.
– Ты сказал, чтобы он отцепился от меня, так?
Он кивнул.
– Ты угрожал?
Он пожал плечами.
– Ну, не напрямую, но… кое-что сказал.
– Почему? Почему ты так себя ведешь?
– Я знаю, я не прав.
– Не прав! Черт тебя подери!
– …Ситуация так сложилась. Он меня провоцировал…
Она возвела глаза к небу.
– И сколько еще «ситуация» будет повторяться? Каждый раз, когда я познакомлюсь с интересным мужчиной? Ты больной. Тебе нужен психиатр, черт тебя возьми…
Он играл чашкой и качал головой. «Как я с ним обращаюсь?» – удивилась она. Что вообще за странный разговор? У нее завышенные требования. Ей было больно видеть отца в таком жалком состоянии. И потом, они не могут говорить об этом. Не получается. И она сама себя ненавидела за его слабость. Даже его оправдания звучали невнятно, неискренне.
Тут к их столику подошел портье:
– Senor Battin, disculpe, pero hay una llamada para Listed. Cabina ocho 144 .
Отец посмотрел на него и покачал головой:
– Excuse me? 145
Портье повторил по-английски:
– Вам звонят, пройдите в восьмую кабину.
Отец поднялся.
– Это, конечно, Анита. Я сейчас вернусь, ладно?
Джульетта кивнула.
Портье ушел. Джульетта, скрестив ноги, смотрела ему вслед и пыталась разобраться в собственных мыслях. Вот как, значит, было дело. Сцена ревности. Отец угрожал ему, и Дамиан слетел с катушек. Но почему? Из-за своей собственной семейной истории? В нем скопилось слишком много ненависти. Может, ему вообще не нужно причины, чтобы выйти из себя. Но почему удар направлен против нее? Зачем рвать все сразу окончательно и бесповоротно?
144
Сеньор Баттин, вам звонят, пройдите в восьмую кабину (исп.).
145
Простите? (англ.)
Она смотрела, как отец разговаривает. Он повернулся спиной и что-то записывал. И вдруг перед ее мысленным взором вновь возникло растерянное лицо портье. Похоже, он был удивлен, что его заставили повторить фразу по-английски. «С чего это господин вдруг резко перестал понимать по-испански?» – было написано у него на лице.
Она даже вспотела. Зачем повторять по-английски?
Это могло означать только одно.
Ее отец говорит по-испански.
24