Три мушкетера
Шрифт:
— И это название города или деревни написано ее рукой! — заметил Атос.
— Если так, спрячем хорошенько эту бумажку—
может быть, я не зря отдал последние полпистоля, — заключил д’Артаньян. — На коней, друзья, на коней!
И четверо товарищей пустились вскачь по дороге в Бетюн.
XXXI
МОНАСТЫРЬ КАРМЕЛИТОК В БЕТЮНЕ
Большим преступникам предназначен в жизни определенный путь, на котором они преодолевают все препятствия и избавляются от всех опасностей вплоть до того
Так было и с миледи: она удачно проскользнула между сторожевыми судами обоих государств и прибыла в Булонь без всяких приключений.
Высаживаясь в Портсмуте, миледи утверждала, что она англичанка, которую преследования французов заставили покинуть Ла-Рошель; высадившись, после двухдневного переезда по морю, в Булони, она выдала себя за француженку, которую англичане из ненависти к Франции притесняли в Портсмуте.
Миледи обладала к тому же самым надежным паспортом: красотой, представительным видом и щедростью, с которой она раздавала пистоли направо и налево. Избавленная благодаря любезности и учтивым манерам старика, начальника порта, от соблюдения обычных формальностей, она пробыла в Булони лишь столько времени, сколько потребовалось для того, чтобы отправить по почте письмо такого содержания:
"Его высокопреосвященству монсеньеру кардиналу де Ришелье, в лагерь под Ла-Рошелью.
Вы можете быть спокойны, Ваше высокопреосвященство: его светлость герцог Бекингем не поедет во Францию.
Миледи***.
Булонь, вечером 25 августа.
Р. S. Согласно желанию Вашего высокопреосвященства, я направляюсь в Бетюн, монастырь кармелиток, где буду ждать ваших приказаний".
Действительно, в тот же вечер миледи тронулась в путь. Ночь застала ее в дороге; она остановилась на ночлег в гостинице, в пять часов утра отправилась дальше и три часа спустя приехала в Бетюн.
Она осведомилась, где находится монастырь кармелиток, и тотчас явилась туда.
Настоятельница вышла ей навстречу. Миледи показала приказ кардинала; аббатиса велела отвести приезжей комнату и подать завтрак.
Прошлое уже изгладилось из памяти миледи; всецело устремляя взгляд в будущее, она видела перед собой только ожидавшие ее великие милости кардинала, которому она так удачно услужила, нисколько не замешав его имени в кровавое дело.
Снедавшие ее все новые страсти делали ее жизнь похожей на те облака, которые плывут по небу, отражая то лазурь, то пламя, то непроглядный мрак бури, и оставляют на земле одни только следы опустошения и смерти.
После завтрака аббатиса пришла к ней с визитом; в монастыре мало развлечений, и доброй настоятельнице не терпелось познакомиться со своей новой гостьей.
Миледи хотела понравиться аббатисе, что было нетрудно для этой женщины, обладавшей блестящим умом и привлекательной внешностью; она постаралась быть любезной и обворожила добрую настоятельницу занимательным разговором и прелестью, которой было исполнено все ее существо.
Аббатиса
Миледи же как раз была широко осведомлена о всех аристократических интригах, среди которых она постоянно жила в продолжение пяти или шести лет; поэтому она стала занимать добрую аббатису рассказами о легкомысленных нравах французского двора, мирно уживавшихся с преувеличенной набожностью короля; она познакомила ее со скандальными похождениями придворных дам и вельмож, имена которых были хорошо известны аббатисе, слегка коснулась любви королевы и Бекингема и наговорила кучу всяких вещей, чтобы заставить свою собеседницу разговориться.
Но аббатиса только слушала и улыбалась, не произнося в ответ ни слова. Тем не менее, видя, что подобные рассказы ее очень забавляют, миледи продолжала в том же духе, но перевела разговор на кардинала.
Тут она оказалась в большом затруднении: она не знала, кем была аббатиса — роялисткой или кардиналисткой, а потому старалась осторожно держаться середины; но аббатиса вела себя еще осторожнее и только низко склоняла голову всякий раз, как приезжая упоминала имя его высокопреосвященства.
Миледи начала думать, что ей будет очень скучно в монастыре, поэтому она решилась на рискованный шаг, чтобы сразу выяснить, как ей следовало поступать. Желая посмотреть, как далеко простирается сдержанность доброй аббатисы, она принялась сначала иносказательно, а затем и более откровенно злословить о кардинале, рассказывать о любовных связях министра с г-жой д’Эгильон, Марион Делорм и другими куртизанками.
Аббатиса стала слушать внимательнее, понемногу оживилась и начала улыбаться.
"Хорошо, — подумала миледи, — она уже входит во вкус. Если она и кардиналистка, то, во всяком случае, не проявляет фанатизма".
Миледи перешла к преследованиям, которыми кардинал подвергал своих врагов.
Аббатиса только крестилась, не выражая ни одобрения, ни порицания.
Это утвердило миледи во мнении, что монахиня скорее роялистка, чем кардиналистка. Миледи продолжала свои рассказы, все больше сгущая краски.
— Я очень несведуща во всех этих вещах, — сказала наконец аббатиса, — но, как мы ни далеки от двора и от всех мирских дел, у нас есть очень печальные примеры того, о чем вы рассказываете. Одна из наших послушниц много выстрадала от кардинала: он мстил ей и преследовал ее.
— Одна из ваших послушниц? — повторила миледи. — Ах, Боже мой, бедная женщина, мне жаль ее!
— И вы правы: она достойна сожаления. Чего ей только не пришлось вынести: и тюрьму, и всякого рода угрозы, и жестокое обхождение… Впрочем, — прибавила аббатиса, — у господина кардинала, быть может, были веские основания так поступать, и хотя с виду она настоящий ангел, но не всегда можно судить о людях по наружности..
"Хорошо! — подумала миледи. — Как знать… может быть, я здесь что-нибудь разведаю. Мне повезло!"