Три напрасных года

Агарков Анатолий

А потом:

— Выйти из строя…. За отличную сдачу проверки объявляю благодарность в виде ношения усов.

И смех, и грех! Я ладонь к берету:

— Служу Советскому Союзу.

Потом был День Пограничника, и посыпался звёздный дождь. «Отличников» полный иконостас. Комбриг подписал Почётную Грамоту, в которой гласилось, что главный старшина Агапов занесён в Книгу Почёта части. Вот так, я теперь главный старшина.

Кручинин после построения:

— Ты вот что, пиши заявление в партию — я рекомендацию

дам.

— Так это, товарищ командир, не думал я совсем и не готов как бы.

— А чего думать — студентом тебя не примут, а станешь интеллигентом — вообще улыбнётся. Где ещё вступать, как не на службе?

И я написал….

А Валя Тищенко по семейным обстоятельствам домой ездил — отца схоронил. Зря я завидовал и обижался.

13

— Ваше благородие госпожа Бутылка

Часто ты пленяла нас и любила пылко

Но бывали тяжки похмелья твои

Не везёт мне в пьянке — повезёт в любви.

Идём в базу в канун Дня военно-морского флота. Мичман Беспалов уже не тот салажонок, который сучил ногами лезгинку на мостике при виде жены. Орлом смотрится и смотрит в дымчатую даль с романтической поволокою. Узрев в ТЗК жену на пирсе среди встречающих, ворчал:

— Пришла, дура. Думает, домой пойду. Да хрена с два — обеспечивать останусь.

А мы бреемся, гладимся — суетимся. Ладно, границу отстояли — праздник на носу. После построения заслали гонца за спиртным. Откуда, спросите, деньги? Так ведь у меня со всеми накрутками почти 25 р. в месяц выходит. У остальных поменьше, но и не солдатская же норма — 3 рубля 80 копеек. Так что….

Кстати, экипаж обновился. Позвольте представить.

Мыняйлу вы уже знаете. Второй годок — комендор Витя Иванов. История его кульбита со «Шмеля» на Ханку трагикомична. В бригаде бытовала традиция — что-то от Новгородского вече — давать публичную оценку командирам. Сам был свидетелем в бытность на ремонте. Сидим в клубе, разглядываем фильм. Входит мичман и от порога:

— Заступающие в наряд выходи на построение.

Никакого движения. Сундук на сцену, руками машет:

— Прекратите фильм! Новый наряд, выходи строиться!

Тут кто-то из толпы:

— Мичману Краснопееву….

Полторы сотни глоток единым рыком:

— Хрен в задницу!

— Осудим.

Все встали, указали перстами на субъект общего недовольства и прогудели:

— У-у-у, сука!

Мичмана будто волной смыло из клуба. Следом Гранин заглянул, и реакция толпы:

— Мичману Гранину….

Полторы сотни глоток единым порывом:

— У-рра-а…!

Ну, любит народ человека. А командиры-то как гордились. Офицерам тоже доставалось — и слава, и осуждение. Витя Иванов рассказывал.

С границы «Шмели» пришли — общее построение. В сторонке летёхи кучкуются,

новенькие как юбилейные монеты — только-только из училищ. Комбриг их представил и назначения зачитал. Вернулись на корабли.

Командир (капитан третьего ранга Слайковский):

— Боцман, бери людей, дуй за краской.

Перед возвращением в базу дали залп из БМ-ки и сожгли на корме палубу.

Боцман (старшина третьего года службы):

— А что комбриг сказал? Три дня отдыха.

— Через три дня краски на складе не останется.

— Да будто бы.

— Чего я тебя уговариваю? Приказ получил? Шилом исполнить.

— Командир, в бою будешь командовать или в походе — в базе я хозяин на посудине.

— Кто? Кто? Кто?

— На пузырь спорим? Сходи домой, отметься и возвращайся после отбоя — ни одного моряка на посудине не будет. Даже коммунисты твои хвалёные в самоволку дёрнут. Потому, что так велю я.

— Посадить тебя, боцман, на губу или в рыло дать?

Задумался Слайковский. Молодой летёха влез:

— Старшина, вы как с командиром разговариваете?

Боцман только бровью повёл:

— А тебя, сынок трёпаный, командир уйдёт, вообще голодом уморю.

— Он может, — сжевал улыбку каптрираза.

Не верилось, что на «Шмелях» бытовали такие отношения. С сундуками и мы зубатились, но на офицеров язык не поворачивался. Впрочем, всё от человека зависит и обстоятельств.

Зимой это случилось. Стоял матрос Иванов на тумбочке в казарме пограничного отряда. Народ ко сну отходил, свет пригасили. Тут родной командир заявился — Витёк, не подумавши:

— Капитану третьего ранга Слайковскому….

Из спального помещения хор Пятницкого:

— Хрен в задницу…!

Когда привезли молодёжь из Анапы, Слайковский разменял незадачливого комендора.

Кок Толик Снегирёв тоже из бригады. Служил, правда, второй год, но первый — у шакалов. Сломать его там не сломали, но взъерошили душу изрядно — готов был царапаться с кем угодно и по любому поводу. Постепенно отходил на нашем курорте и являл народу хорошую русскую душу — отважную и бескорыстную.

Боцманёнок Юра Правдин — если в двух словах — то пофигист конченный. Довёл однажды, и замахнулся я его треснуть. Он лишь веки смежил — никакой реакции. Мне и бить расхотелось — живи уродом.

Рогаль (радист) Игорёк Найдин, второгодник. Неплохой парень, но мягковат для службы — шакалы бы его затюкали — здесь ему самое место. Специалист хороший, и человек бесконфликтный.

О Петьке Старовойтове я уже упоминал — он из сахалинского Паранайска. Папашка его командовал судоремонтными мастерским и получал подарки к дню рождения из Японии. Петька похвастался — каждый год по три смены в Артеке загорал. Хотя зря он это сказал — тут же «сынком» окрестили.