Три Нити

Романова Дарья Евгеньевна

Вдруг гость открыл глаза. Те были как два зеркала, лишенные белков и зрачков, но я знал — он смотрит на меня. Шерсть на загривке стала дыбом.

— Кто ты? — спросил я. Грудь гостя не колыхнуло дыхание, когда он произнес:

— Эрлик.

Это голос я вспомнил сразу: голос Железного господина, голос Пален Лхамо… Но он больше не принадлежал им. Невольно я отшатнулся. Из глотки вырвалось рычание, прерванное глухим стариковским кашлем.

— Не бойся, Нуму. Подойди. Я не причиню тебе вреда.

— Как не причинил моим братьям и сестрам?! Я слышал, как ожила Стена, но земля все так же покрыта льдом! Так куда делся собранный

в чортенах жар? Куда делись сотни тысяч душ? Не они ли надеты на тебе сейчас? Я вижу, этот наряд — не из простой ткани. Он сделан из Лу, и вепвавет, и ремет! Мы все… мы…

Я запнулся, не зная, что сказать. Да и какие слова подошли бы? Мне оставалось только вопить от боли и отчаянья, как загнанному зверю. А страшный гость кивнул все с той же улыбкой.

— Так и есть — мое платье соткано из душ. Но другого выхода не было, Нуму. Я пришел издалека. Этот мир не смог бы ни принять меня, ни вместить, не скройся я, не сожмись… не оденься в его скорлупу. Ты видел, как губительны малейшие отблески моего огня — они проходят насквозь и плоть, и камни, и металл. Ты слышал, как эхо моего голоса заставляет рушиться горы. Подумай об этом и поймешь, что жертва была необходима.

— И что теперь? Зачем ты явился сюда? Зачем все это?!

— Зачем? — зеркальные глаза гостя блеснули, отражая свет дня; солнце почти достигло зенита. — Я пришел сделать ровно то, о чем столько твердили ваши шены: начать новую югу — благословенную югу Железа. Не только здесь, на этом маленьком, затерянном в пустоте клочке земли: вся вселенная ждет меня. Все царства падут; все венцы склонятся. Я приготовлю мир к тому, что грядет.

— Что грядет?.. О чем ты?

— Не спрашивай, Нуму, — сейчас не время. Лучше прислушайся, — улыбка гостя будто стала шире. Я навострил уши — и правда, точно гром рокотал вдалеке. — Это идут настоящие боги — не самозванцы и не маленькие хозяева здешних гор, ущелий и рек. Тысячи испуганных лха с мириадами духов свиты стремятся сюда сквозь девять небес…

А пока они не пришли, у меня есть дело: помнишь, я обещал вознаградить тебя за службу? Но ты хорошее зеркало, Нуму — молчаливое, темное зеркало. Тебя еще стоит немного отполировать… Но даже сейчас я вижу свое отражение ясным и почти не искаженным; а потому хочу, чтобы ты и впредь служил мне. Выбери сам: можешь уйти сейчас — и я дам тебе в награду новую жизнь, долгую и счастливую, полную тысячи наслаждений. Или можешь остаться со мной — тогда я исполню любую твою просьбу… только не проси вернуть то, чего вернуть нельзя.

Шерсть у меня на загривке стала дыбом. Хвост плеткой хлестнул по бедрам; кровь зашумела в ушах. Хоть я и был стар, но сердце наполнила такая ярость, какой я не ведал и в дни молодости! Моя судьба — и тысячи чужих — встали перед глазами: жизни бедняков, отправившихся в столицу в поисках лучшей доли, только для того, чтобы умереть в лапах шенов на подступах к Бьяру; строителей, сворачивавших шеи, когда ветер срывал их со Стены, как гроздья перезревших ягод; худых, голодных девочек, проданных родителями в дома удовольствий; шанкха, молящихся в одуряющей духоте темниц или на морозе, в едва прикрытых войлоком ямах; Макары, убегающей прочь из Перстня; Зово, проклинающего богов; Шаи; Сиа… Неужто эта тварь думает, что я приму ее подачки?! Я уже хотел разразиться потоком отборной ругани, но вдруг осекся и пробормотал:

— Значит, я могу просить все, что угодно?

— Все, что

угодно, — подтвердил Эрлик.

Я обвел взглядом мир внизу — утопающие в снежных тучах горы, Перстень, где уже суетились шены, разбирая обломки дворца и с ужасом поглядывая наверх, озеро Бьяцо, хранящее в замерзших водах останки праведников и жертв, столицу с ее золотыми крышами и курильницами, еще мерцающими сквозь голубой иней, реку Ньяханг, утекающую далеко, сквозь всю Олмо Лунгринг, к перевалу, за которым лежала южная страна… Быть может, где-то там еще остались уцелевшие? А если и нет, сколько мертвых бродит сейчас в сумеречном бардо, не находя приюта и нового рождения! Не все сгинули в чортенах; не все были сожраны чудовищем… по крайней мере, пока. Чего стоит моя гордость? Моя злость? Дядя Мардо когда-то говорил, что я щенок ценой всего в три танкга; наверное, так и есть. А потому, склонив голову, я сказал:

— Хорошо. Я буду служить тебе, но взамен прошу: отпусти всех, кто еще пребывает в этом мире, живой ли или мертвый. Дай им новый дом — место, где они могут быть счастливы.

— Сделано.

— Уже? — опешил я. И правда, в Перстне, где только что сновали черные муравьи-шены, теперь остались только следы на снегу! А прямо передо мной, на полу, заваленном осколками металла, камня и стекла, вдруг появились предметы из спальни: старая маска — Гаруда с отколотым клювом, миска с разведенными утром чернилами, кисть для письма и свитки желтоватой кожи — тринадцать свернутых и запечатанных и еще один, не заполненный до конца.

— Зачем это здесь? — спросил я, тупо уставившись себе под лапы.

— Это твоя работа; тебе и решать, — отвечал Эрлик, а потом велел, указывая на Гаруду. — Надень свою маску.

— Я не могу; она мне больше не по мерке, — возразил я, но все же поднял личину.

***

Будто во сне, под взглядом зеркальных глаз, я прикладываю ко лбу лакированное дерево; точно клей, оно липнет к меху, затем срастается со щеками и подбородком. Это не просто морок; нет! Пока я пишу эти строки, чувствую, как тело меняется: седая шерсть чернеет, превращаясь в вороньи перья; вместо обвислых ушей по бокам головы подымаются совиные рога; и хвост, удлинившись, становится похож на змею… В голове гудит и трещит — совсем как в тот день, когда я впервые оказался в Когте, когда Железный господин чуть не стер мое Рен. Дыхание учащается, и сердце бьется быстро и тяжело. Что будет теперь со мною и с миром? Я меняюсь; и ему суждено измениться; но как?..

Я отрываю глаза от свитка и вижу Эрлика на сверкающем троне. Небо над его головой раскалывается, будто разбитое молнией, и в темном колодце наверху, проходящем равно сквозь дневные небеса Нун и сквозь ночные небеса Наунет, проступают испуганные лица неведомых богов. Они роятся в облаках, как снежинки в буре; они пришли на зов и готовятся к битве с новым господином — с Железным господином. Но кто победит?.. И увижу ли я исход?

Чары нещадно жгут мой разум… Я силюсь вспомнить, кто я, — и не могу. Только чувствую, как что-то теснит грудь — тонкая нить, связывающая меня с кем-то далеким и дорогим. Я слышу нежный голос: «Судьба несет нас, куда пожелает, как ветер несет песчинки… но я постараюсь защитить тебя — а ты постарайся быть счастлив, Нуму». Потом и эта нить лопается, и огонь поглощает меня.