Три нью-йоркских осени
Шрифт:
Особенно же любят в редакции вспоминать о том, как в 1912 году, через два часа после гибели «Титаника», на улицах уже продавали «Таймс», где подробно рассказывалось о судне, был напечатан список его пассажиров, биография капитана и научно-популярная статья об айсбергах, один из которых оказался виновником трагедии в океане.
Это возможно только при отлично поставленной справочной работе, при умении готовить «сырье» впрок на все случаи жизни.
Переходим из помещения в помещение, то поднимаясь в верхние этажи, то спускаясь глубоко под землю, туда, где по соседству со стрелками «Бомбоубежище» печатаются 700 тысяч экземпляров газеты в будни и вдвое больше — по воскресеньям.
— Если кто-либо хотя бы раз упоминался в нашей газете, вы можете найти его здесь…
Наши журналисты-старожилы вспомнили, что «Нью-Йорк таймс» однажды вскользь писала о корреспонденте советского радио Калугине, не помню уж, в какой связи.
— А ну, взглянем!
И что вы думаете? Есть Калугин! Вырезка с указанием на карточку и папку за номером таким-то! Н-да-а…
— Скажите, а сколько папок?
— Около трех миллионов. В каждой — от одной до ста газетных вырезок за последние тридцать лет.
Интересуемся воскресным номером. Когда все-таки успевают его подготавливать? Оказывается, трудятся всю неделю. Мы ходили по редакции в четверг, а в типографии на металлических столах уже лежала большая часть сверстанных, готовых к печати воскресных страниц-полос.
Тут кто-то обратил внимание на полосу, возле которой белели оттиски со свежими корректорскими пометками. «Черчилль творил и описывал историю, говорил от имени Великобритании в минуту опасности», — гласил заголовок во всю страницу. Тут же было несколько клише: семилетний Черчилль в коротких штанишках, Черчилль-юноша в гусарской форме, он же — первый лорд адмиралтейства, еще с густой шевелюрой, но без всемирно известной сигары…
— Юбилейная дата? — спрашиваем у сопровождающего. — Почитаем в воскресном номере?
В воскресенье? О нет! И дай бог, чтобы эти полосы еще не скоро пошли в печатную машину! Дело в том, что они заготовлены впрок. Все люди смертны, не так ли? И если злодейка-смерть, гм… выберет мишенью кого-либо из знаменитых людей, печальное событие не должно застать газету врасплох.
Выясняется, что предусмотрительной редакцией давно подготовлены страницы с подробным жизнеописанием трехсот наиболее популярных деятелей земного шара. Время от времени, когда становятся известными какие-либо существенные детали, полосы обновляют. Это и происходит сейчас с полосами, посвященными Уинстону Черчиллю. Кстати, замечает мимоходом сопровождающий, известно ли вам, что мать этого крупнейшего деятеля Великобритании была дочерью одного из первых главных редакторов «Нью-Йорк таймс»?
Не надо ханжествовать: любая крупная редакция имеет о всех выдающихся людях подробные материалы, которые могут быть использованы, увы, не только к юбилеям. Но все же странно было видеть здешний «некрополь» — полки с совершенно готовыми к печати полосами, где живущих людей уже оплакивают, как покойников.
По числу полос «некрополя», посвященных отдельным деятелям, можно представить, какое значение придает им «Нью-Йорк таймс» в нынешней бренной жизни: Трумэн — четыре полосы, де Голль — две, Никсон — одна…
В скитаниях по этажам «Таймса» забредаем вдруг в музей. Там наскальные фрески, привезенные из Сахары. На фресках — изображения животных: специальный выпуск последних известий для охотников, посвященный появлению стада антилоп. Тут же глиняные обожженные таблички с клинописью, найденные при раскопках Вавилона. Уж не опубликованы ли на них важные придворные новости, сообщенные секретарем по печати при Навуходоносоре II,
«Нью-Йорк таймс» сегодня не только 500 страниц воскресного выпуска. Это огромное капиталистическое предприятие: почти 6200 рабочих и служащих, свои дома, контроль над бумажными фабриками, своя широковещательная радиостанция, свое агентство, снабжающее переваренными новостями свыше 70 газет в Соединенных Штатах и за границей. Это предприятие, которое оценивается во многие десятки миллионов долларов и приносит немалый доход своим хозяевам.
Я рад, что могу теперь подкрепить цифрами и фактами утверждение, на котором мои американские коллеги особенно настаивают. Да, теперь и я смело заявляю: все американские газеты располагают равными возможностями, причем у рабочей печати имеются даже преимущества!
Доказательства? Пожалуйста. «Нью-Йорк таймс» приходится платить деньги 935 журналистам, тогда как в рабочей газете «Уоркер» всего 9 сотрудников и, возможно, ее расходы на содержание штата еще сократятся: заботливое государство не раз обещало взять этот штат на тюремное довольствие. «Нью-Йорк таймс» живет в тесноте, занимая всего квартал да еще старую свою семнадцатиэтажную башню, тогда как редакция «Уоркер» расположилась в целых четырех комнатах. Хозяевам «Нью-Йорк таймс» материально помогают лишь несколько банков на Уолл-стрите, в то время как для «Уоркера» собирают деньги десятки тысяч рабочих. Видите, совершенно равные возможности. За «Уоркер» даже некоторый перевес.
Мы не видали г-на Артура Сульцбергера, издателя и одного из главных совладельцев «Таймса»: он не заглянул на редакционное совещание, напоминающее наши планерки.
Хозяева газеты обычно собираются в небольшом тихом зале при великолепной библиотеке, вокруг которой расположены также кабинеты «передовиков» — авторов редакционных выступлений на самые ответственные темы. Здесь заказывается и делается газетная политика.
Нас тоже посадили ненадолго за хозяйский полированный стол и познакомили с приглашенными сюда редакторами отделов. Четверо из них бывали в Советском Союзе, а остальные надеются побывать. Это руководители рабочего аппарата редакции, исполнители хозяйской воли, погонщики «легменов» и «дрессированных тюленей». Г-н Солсбери заметил полушутя, что он и его коллеги сидят здесь не по чину, и предложил перебраться из хозяйского святилища в кабинет редактора.
Кабинет г-на Кэтледжа — при главном журналистском цехе. По традиции дверь открыта настежь, и редактор может обозревать своих подчиненных. В кабинете — карта мира, фотопанно современного Нью-Йорка и гравюра, изображающая город во времена, когда вышел первый номер «Нью-Йорк таймс».
Пока редакторы отделов торопливо перечисляли, какие биржевые, спортивные, международные и прочие новости они хотели бы напечатать в следующем номере, я старался по убранству кабинета определить характер его владельца. На согнутом полуподковой столе лежала стопка книг. Среди них выделялось сочинение Эдгара Гувера о коммунизме, две-три другие антисоветские книжки и сборник статей о Кубе. Позади столика с тремя телефонами на книжной полке стояли портреты двух женщин и античная ваза с искусственными цветами. Возле аналоя для чтения полос «Таймса» висела картина отнюдь не абстракционистского толка, а весьма реалистически изображающая коровье стадо посреди зеленого луга с обильным травостоем. За приоткрытой дверью виднелась другая комната, с диваном для отдыха и телевизором.