Три побоища – от Калки до Куликовской битвы.Трилогия
Шрифт:
Процедура принесения клятвы заключалась у татар в следующем. Русских послов вывели из юрты, усадили на земле в кольце из трех костров, над которыми колдовали татарские шаманы, увешанные погремушками и костяными амулетами. Шаманы били в бубны, приплясывали и завывали, то и дело бросая в пламя костров пучки и коренья каких-то ароматных трав.
Продолжалось все это больше часа. Как потом объяснил послам Плоскиня, татарские жрецы тем самым отгоняли от священных костров злых духов, которые незримо витают над русичами и могут помешать заключению договора.
Затем четверо
Уже в сумерках русские послы возвратились в свой стан на холме. От них исходил густой запах можжевелового дыма и ароматов неведомых трав.
Мстислав Романович уединился со своим преданным гридничим.
– Все ли прошло гладко? – допытывался великий князь. – Не было ли со стороны мунгалов какого подвоха?
– На первый взгляд, княже, переговоры прошли мирно и гладко, – отвечал Ермолай Федосеич, – клятву мунгалы принесли по своему обычаю, все честь по чести. Но… неспокойно у меня на сердце.
– Что тебе показалось подозрительным? – Мстислав Романович так и впился глазами в озабоченное уставшее лицо гридничего.
– Видишь ли, княже, не все татарские князья клятву нам приносили, – промолвил Ермолай Федосеич, – не было среди них нойона Джебэ. Субудай сказал, что Джебэ со своими воинами уже выступил к реке Кубань вместе с татарскими обозами, но мне что-то в это не верится. У этого Субудая внешность заклятого злодея. На лице шрам прямо через нос, одного глаза нет, одна рука скрючена и высохла, зубов во рту тоже почти нету… Сам хромоногий, кособокий, такой во сне привидится, так в холодном поту проснешься! По этому Субудаю видно, что он всю жизнь в седле, много где побывал и повидал всякое. Чует мое сердце, этот злыдень одноглазый каверзу какую-то замыслил!
– Какую каверзу? Говори толком! – нервничал великий князь. – Думаешь, Джебэ где-то неподалеку?
– Уверен в этом! – решительно произнес гридничий. – Неспроста Джебэ не было на переговорах. Ох, княже, как пить дать, мунгалы хитрость какую-то затевают!
– Ладно, иди спать, – сказал Мстислав Романович. – Утро вечера мудренее.
Утром Мстислав Романович пожелал еще раз встретиться с бродником Плоскиней, татары не стали препятствовать этой встрече.
Плоскиня прибыл в русский стан в сопровождении двух мунгалов и араба-толмача. У татар было только одно условие – разговор великого князя со старшиной бродников должен проходить в присутствии татарских послов.
Мстислав Романович напрямик спросил у Плоскини, правда ли, что нойон Джебэ со своим отрядом и татарским обозом ушел к реке Кубань. Плоскиня ответил утвердительно: мол, он
– Когда это случилось? – вновь спросил великий князь.
– Еще два дня тому назад, – не моргнув глазом, ответил Плоскиня.
– Тебе придется, друже, поклясться на святом распятии, что слова твои правдивы, – сказал Мстислав Романович и повелел слугам, чтобы те пригласили к нему в шатер священника.
Священник пришел, держа в руках большой бронзовый крест с фигурой распятого Иисуса.
– Клянусь святым распятием, что сказанное мною правда, – спокойно проговорил Плоскиня и приложился устами к бронзовому кресту. Он троекратно перекрестился и добавил: – Да гореть мне в аду, ежели я лгу.
Клятва Плоскини и, главное, его невозмутимый вид успокоили Мстислава Романовича. По его приказу были открыты ворота лагеря, и первые пять сотен киевлян стали спускаться с холма на равнину. Там их уже ожидали татары, чтобы принять у русичей сданное оружие. Ратники шли чередой друг за другом и складывали в одну кучу копья, мечи, топоры и кинжалы, в другую – щиты и шлемы. Кольчуги и панцири татары у русичей не требовали. Разоружившись, отряд киевлян нестройной колонной двинулся по степи на север. Татарская конница расступилась, давая русичам дорогу.
– Уходят! – переговаривались киевляне, остающиеся в стане. С высоты им было далеко видно. – Мунгалы их не преследуют. Стоят на месте.
– А что для мунгалов эти мужики? На кой ляд они им сдались? – ворчал вездесущий Ермолай Федосеич. – Нехристи ожидают, когда наши князья и бояре потянутся к ним со склоненными выями. Вот радость-то будет для нехристей!
Среди киевских воевод продолжались споры и раздоры, далеко не все одобряли затею великого князя. Негодовал и юный князь Андрей Владимирович.
– Отец мой мечом проложил себе дорогу к спасению, а я покупаю спасение в обмен на честь. Позорище! – молвил он.
Долговязый дубровицкий князь возражал ему:
– Стяги при нас останутся, значит, мы свою честь воинскую не уроним. Радуйся, глупец! Скоро дома будешь!
Выждав, когда первый разоружившийся отряд киевских ратников скрылся в знойном мареве бескрайней степи, великий князь повелел всем киевским полкам, конным и пешим, выходить из стана и складывать оружие.
Ермолай Федосеич предпринял последнюю попытку отговорить великого князя от столь рискованного шага. Однако Мстислав Романович даже не стал с ним разговаривать, отмахнувшись, как от назойливой мухи.
– Пойми, воевода, – сказал великий князь, – мне в Киев нужно поспешать, а то ведь Ольговичи или мои двоюродные племянники живо усядутся на киевский стол. Свято место пусто не бывает!
Дружина великого князя, а также конные полки дубровицкого и вяземского князей грозным строем въехали в татарский стан. Князья спешились и передали свои мечи в руки татарских воинов. Знатные мунгалы пригласили русских князей в белую юрту Субудая, чтобы выпить с ними заздравную чашу и подвести итог окончанию военных действий.