Три поколения
Шрифт:
— Значит, Саша, и нам надо суметь отыскать в бригаде ту душевную силу, которая будет двигать ребят. Пойдем и будем думать на пару…
Бригада завтракала.
Обеденные столы новый бригадир приказал вынести из душного стана на вольный воздух, как это было у Шукайло. От полевой кухоньки наносило сладковатым душком горящих с змеиным шипением сырых таловых прутьев. Бригадная стряпуха металась с мисками от котла к столам и обратно. Трактористы, прицепщики, сеяльщики жевали не спеша, перебрасывались шутками.
— Добавить,
— А вот переплыву мисочку, чтобы вёдро установилось и чтобы дома не журились, а там и добавь…
— Не разорвало бы! Ведь уж дважды добавляла!
— А ты не считай…
После завтрака, подавив тревогу, агроном коротко передал свой разговор с директором и, обращаясь к Фарутину, чуть торжественно провозгласил:
— Александр Николаевич! Теперь расскажи, как самые последние в эмтээс тихоходы грозятся обскакать вашу бригаду…
Из-за стола поднялся уже хорошо знакомый Андрею белобрысенький крепенький тракторист и, яростно сверкая девичьими синенькими глазками, негодующе выпалил:
— Да я в землю на два метра лягу, чем поддамся этим… — Застыдившись своей горячности, Алеша сел.
Бригадир Саша Фарутин нарочито медленно, со смешком в голосе, как это делал обычно Шукайло, проговорил:
— Хвалиться просто. И баран грозился забодать волка…
Андрей смотрел на трактористов. Даже мрачное лицо рябого Никанора Фунтикова передернулось в презрительно-гордой усмешке. Подняв голову, он сказал:
— Врут они, товарищ главный агроном, тамошние тихоходы нас не обскачут…
Тревожно было на душе у Андрея. Он сел в кабину с Михаилом Картузовым и решил прохронометрировать его работу и работу засыпальщиц.
Тянул горячий полудник. Согретая пахотина дымилась кудрявым, зыбким парком. Рябило в глазах. В весеннее небо, трепеща крылышками, поднимались жаворонки. Еле видные, достигнув зенита, они замирали в воздухе, как на приколе, и, словно привстав на цыпочки, обозрев дали, камешками падали в блеклые травы.
Поющее небо с незримыми жаворонками казалось необыкновенно высоким, словно оно распахнулось до самого купола, где натянуты тонкие струны. И звон их слушает заново нарождающийся мир. В душу Андрея вливались покой, тишина. Огорчения и тревоги словно улетучивались вместе с зыбким, поднимающимся от пахотины парком.
Картузов остановил трактор у пароконной повозки с семенами. Андрей засек время. Четыре засыпальщицы ведрами стали черпать зерно и заполнять им ящики сеялок.
На заправку семенами ушло двенадцать минут.
«Какая чушь!» — Андрей выскочил из кабины и, взволнованный, пошел следом за агрегатом.
Мерно постукивая, работали высевающие аппараты. С тихим шумом, похожим на шорох дождя, по семяпроводам текло зерно. Диски распахивали ему пуховое, теплое ложе, равнительные кольца укрывали семена.
В высоком, ясном небе все так же победно звенели жаворонки.
«Но ведь это же явная глупость!» Андрей даже остановился, постоял, подумал и бросился к засыпальщицам.
— Товарищи женщины! Немедленно возьмите
— Так ведь, товарищ главный агроном, — возразила здоровенная вдова Матрена Белокопытова, — тяжело под кулями, спинушка заболит, не разогнешься…
— А если сроки сева упустим и землю высушим?
Вперед выступила немолодая колхозница с иссеченным морщинами лицом:
— Спина поболит-поболит и перестанет, зато на душе весело станет, Матренушка. На худой конец, можно и не под самое гребло в мешки сыпать…
«А если увеличить количество засыпальщиц? Это же еще более ускорит загрузку…» И Андрей побежал к полевому бригадиру.
Агрегат Михаила Картузова впервые выполнил норму. Саша Фарутин торжественно водрузил на картузовский трактор первый красный флажок.
Утром, во время заправки тракторов, молодого бригадира и главного агронома отозвал в сторону веселый белоголовый комсомолец Алеша Гребенников. Лицо парня выглядело решительным. Но начать разговор он долго не мог, все мял в пальцах ком земли и как-то виновато моргал глазами. Потом, пересилив себя, заговорил торжественно:
— Товарищи! Если мы москвичи, то, я думаю, нечего голову под крылышко прятать: ненастье напакостило крепко, и теперь сроков нам не соблюсти…
— Как это не соблюсти? — в один голос спросили бригадир и агроном.
— А так: сеяльщиков на вторую смену недохватка, а за одну смену — рви не рви, больше одной нормы не выполнишь.
— Так что же ты предлагаешь? — спросил Андрей.
— Предлагаю я, товарищи, работать две смены без роздыху.
— То есть как это без роздыху?
— А вот так. Мне доподлинно известно, что землячка моя, Груня Воронина, — Алеша озорновато взглянул на покрасневшего вдруг Сашу Фарутина, — что Груня на прицепе в самый ливень и стужу отработала две смены и не слиняла. Зато прославилась. Теперь про Груню девчонки песни складывают… Груню я еще в дороге приметил, — Алеша опять озорновато взглянул на смущенного бригадира, — боевая девушка! Ну, а мы, парни, в вёдро, в тепло, каких-то пять-шесть дней неужто не выдержим по восемнадцати часов? Пустяки! — Алеша Гребенников выговорил все это залпом.
Бригадир и агроном молчали.
— Для чего тогда мы и на целину ехали — спать, что ли?
— Подожди, подожди, Алексей, — перебил разгорячившегося комсомольца Саша Фарутин. — Работать по восемнадцать часов подряд — дело не шуточное.
— Ну уж не совсем подряд, — усмехнулся Алеша. — В обед, за едой — час роздыху…
— А как остальные думают? — Андрей окинул взглядом примолкших трактористов.
— Два агрегата полностью согласны, товарищ главный агроном, — сказал опять Алеша и подмигнул кому-то. — Ну, а несогласные пусть спят… если смогут. — Гребенников хитровато улыбнулся и махнул ребятам. Они окружили Сашу Фарутина и Андрея.