Три родинки на левой щеке. Часть III. Перешеек
Шрифт:
Ей ответили сдержанные смешки. Люди переглядывались, будто не знали, как ответить на вопрос.
— Думаю, тут много факторов, — сказал Дон. — Во-первых, красная церковь придаёт какой-то смысл страданиям, а люди склонны при жизни страдать. Во-вторых, согласно её учению, после смерти есть загробная жизнь, в которой должно быть лучше, если ты качественно страдал при жизни. В-третьих, если тебя с детства водили в красный храм, и все твои родственники туда ходят, будешь ходить туда по привычке. Но меня всё время занимает совсем другой вопрос. Зачем ходить в храм, если можно в него не ходить? Теоретически, если Бог вездесущ, он должен слышать меня вне зависимости от того, зашёл ли я в специальный домик и сел ли в правильное положение…
— Что это у вас тут происходит? — поинтересовалась Ависар.
— Обсуждаем тексты святого Савелия, — не моргнув, ответил Дон.
Красивый носик Ависар сморщился.
— И что вы решили про этого богохульника? — поинтересовалась целительница.
— У него было чертовски много чернил и пергамента, — заключил огородник.
— Лишард, я выгляжу сильно больным? — спросил Велен.
Лишард удивлённо поднял голову, обернулся и внимательно осмотрел светляка.
— Да, вроде, нет. Сильно здоровым, впрочем, тоже, — честно добавил он.
— Но помирать, вроде, не собираюсь, да? — Велен был удивительно настойчив.
— Кажется, нет, — Лишард решительно не понимал, к чему он клонит.
— Ага! — торжествующе воскликнул Велен. — Тогда я требую, наконец, рассказать, что за три курятины ты тогда положил в суп!
Лишард хохотнул, пряча улыбку в бороде. На него тут же уставились ожидающие, если не сказать, вожделеющие взгляды. Повода держать рецепт в тайне дальше не было, пришлось расколоться.
— Первая курятина — это змеиное мясо, — начал он.
— О, Господи! — приглушённо выдохнула Лина.
— Ну а что? В Кирфае змей едят.
— У вас там просто кроме них никто водится, — усмехнулся Дон.
— Ну почему же, — возразил Лишард, — ещё у нас водятся скорпионы, саранча…
— Хватит! — взмолилась Ависар, — давай лучше про вторую курятину.
— А, может, не надо? — Лина прикрыла глаза руками, явно опасаясь следующего ингредиента.
— Вторая курятина — это серный гриб.
— Какой-какой? — похоже, опасения Лины сбылись. Она всё ещё с содроганием вспоминала те лисички.
— Серный, — повторил Лишард, — такой большой жёлтый, растёт иногда на деревьях сразу большой кучей. Не совсем, правда, похож на гриб, скорее, просто на нарост.
— Точно, — улыбнулся Маиран, — как это я сразу не догадался! У нас его называют «древесная курочка».
— А третья курятина? — спросила Ависар, видимо, не желая выслушать очередную лекцию о названиях грибов в разных местах Кай-Дон-Мона.
— Что до третьей курятины… — Лишард сделал паузу, и Лина уже заранее съёжилась, — то про неё мне ничего неизвестно. Либо Жинга туда что-то подсунула, либо третья курятина — плод вашего воображения.
Предсказательница лишь загадочно улыбнулась, намекая, что эту тайну она пока оставит при себе.
Обед, а, следовательно, и привал, подходил к концу. Велен смотрел на Тракт, ведущий от площадки на запад и чувствовал, что там, у его начала, находится некая граница. Пусть её не было видно, но было понятно, что надо будет решиться, чтобы перешагнуть через неё. Что-то изменится. Будто они пройдут через окно в совсем другой мир. Иногда Велена пробирала дрожь, и он не мог решить, чего в ней больше — страха или предвкушения.
— Кхм-кхм! — Дон громко прочистил горло, поднимаясь на ноги. — Друзья! Я опять прошу полчасика вашего внимания.
Все повернулись к Дону и Велен ощутил исходящее от людей облегчение и благодарность. Похоже, все чувствовали то же, что чувствовал он, просто никто не знал, что сказать. А Дон решился. И теперь все ждали, что он скажет.
— Здесь, — огородник указал пальцем туда, где дорога уходила от площадки с двумя столбами, — заканчиваются Ничьи Земли. Помнится, месяца полтора назад мы решали, как нам идти на запад. Тогда мы решили, что есть два пути и глобально они отличаются тем, что на одном мы полностью берём ответственность за свою судьбу в свои руки, а на другом — доверяем по крайней мере часть решений другим. Мы выбрали сами нести ответственность. Пусть мы сталкивались с законом, в тех или иных его проявлениях, но по большей части мы были вне… — Дон замялся, будто потерял мысль, — вне, в общем. Да, — он помотал головой,
«А что мы делаем?» — подумал Велен. Судя по общему мыслефону, этим вопросом задался не он один.
— Я не говорю, что смысл должен быть общим для всех, — продолжал Дон, — но я предлагаю сейчас всем сесть и подумать, что лично он делает, чего хочет добиться и нужна ли ему для этого помощь остальных. Надеюсь, все найдут для себя возможность быть сильнее вместе.
— А ты-то сам нашёл для себя этот смысл? — недоверчиво спросил Ренар.
— Конечно! — охотно откликнулся Дон. — Я просто не могу пропустить момент, когда четырнадцать-пятнадцать человек развернут политическую обстановку в Кай-Дон-Моне с ног на голову и утрут нос всем Орденам разом. Не могу отказать себе в удовольствии быть среди этих людей, чтобы посмотреть на лица остальных.
— Ты так говоришь, будто у нас всё уже получилось, — заметил Маиран с явным недовольством.
— А какие у нас варианты? — парировал Дон. — Я всё ещё хочу в первую очередь выжить. И если я не хочу остаток жизнь шкериться в катакомбах Ре-Дон-Гона, а я не хочу, то единственный вариант — доказать всему миру, что я был прав, творя весь этот шорох нынешним летом. У меня есть также несколько долгосрочных планов, но для их выполнения нужны определённые ресурсы… жизнь и свобода в первую очередь.
«Итак, Дон хочет и дальше жить, и творить что пожелает, только в большем масштабе», — подытожил для себя Велен. А что нужно ему самому? Велен обернулся, прищурившись. Красно-рыжее пятно — Искра — находилось от него аж на другой стороне ряда сидящих людей. Велен с сожалением вздохнул и погрузился в раздумья самостоятельно.
Что ему нужно? Помимо личных интересов, разумеется. Какая у него может быть миссия? Как посол Ордена Света (пусть и, вероятно, бывший), какое самое большое дело он мог бы посчитать своим? Ответ лежал на поверхности. Его даже толком не пришлось искать. Не допустить раскола между Орденами. Никаких Расхождений никаких Полюсов. И не потому, что это нарушает Равновесие. Велен редко признавался в этом себе, и никогда — другим, но он не верил в то, что нарушение магического Равновесия способно как-то навредить миру, самой ткани бытия. В Кай-Дон-Моне, вероятно, не было человека, который бы полностью понимал, как работает магия Орденов. Велен перерыл книги не в одной библиотеке и нигде не нашёл самого фундамента магии. Люди копали вглубь, но даже самые глубокие из этих рассуждений не были достаточными. Все известные (и даже додуманные) механизмы должны были опираться ещё на что-то. И всё-таки Велен не верил, что фундамент мира связан с фундаментом магии. Убери всех Тёмных — и… И разве что-то изменится? Солнце всё так же будет подниматься над горизонтом на востоке, а осенью листья будут окрашиваться в жёлтое и красное и опадать на землю. Нет, Велена беспокоило не магическое Равновесие. Политическое устройство Кай-Дон-Мона было так хрупко, что, казалось, дохни на него не вовремя сказанным словом — и всё разрушится, как башенка из соломинок. Вот за что надо бороться. За то, чтобы сильные мира сего (а также считающие себя таковыми) не перегрызлись друг с другом, почувствовав чью-то слабину. В таком случае, пожалуй, было бы полезно, как выразился Дон, «перевернуть всё с ног на голову». При виде общего врага люди всегда сплочаются. Общего врага. Велен невесело усмехнулся. Нет, они не должны быть общим врагом. Заклюют. Перемелют между жерновами. «Мы должны быть как святой Савелий» — вдруг подумал Велен, — «чтобы мы были нужны и тем, и тем. Пусть любить нас не будут, но прислушаются обязательно». В одном Дон был прав — они должны быть одним целым. Иначе ничего не получится. Ну и пафосное название для этого маленького сообщества не повредит. Орден Пятнадцати, ага. Двенадцать, да ещё двое, которые ушли в неизвестном направлении и непонятно, вернутся ли вообще…