Три романа о любви
Шрифт:
— Что верно, то верно. А разве я приказывал?
Прозоровский улыбнулся, по обыкновению, застенчиво оставляя рот открытым.
— Ты лучше объясни нам, как же это, брат, у тебя так вышло с Лизуткой? — громко кричал от двери Бровкин.
Прозоровский вдруг засмеялся долгим веселым смехом.
— Целая история. Как его?… Этот…
Он усиливался что-то вспомнить.
— Гаранька, — сказал строго от порога Бровкин.
Вообще, у него были с Прозоровским теперь какие-то новые, строгие отношения.
— Гаранька,
Он опять просительно посмотрел на Бровкина.
— Ушла к Гараньке, — сказал тот, сделавшись внезапно серьезно-грустным. — Да, брат.
«Он сильно пьян», — подумал Иван Андреевич о Прозоровском.
— А, мать их курица! — сказал раздраженно Прозоровский. — Гаранька мне не конкуренция. И, кроме всего, у нее брюхо.
— Смотри! — погрозил ему Бровкин.
Прозоровский хотел налить пива и уронил на ковер бутылку, которую взял в руки.
— Оставь уж, — угрюмо отстранил его Бровкин и многозначительно заметил почему-то Ивану Андреевичу. — Все там будем.
— Где «там»? — не понял ничего Иван Андреевич.
Бровкин весело заржал.
— Черт, черт знает что! — ругался Сергей Павлович, потирая возбужденно ладонями стриженную голову.
— Давайте я сам налью.
— Я ничего не понимаю, — сказал Иван Андреевич.
— А, впрочем, я неправду об этом… о…
— О Гараньке, — подсказал Кротов, глаза которого зловеще и брезгливо щурились из очков.
— Благодарю вас… Да, о… о Гараньке… Он теперь поет:
Все, что кончается на ре, Как, например, коньяк Депре, Я обожаю.Гараньку теперь рукой не достанешь. Купил себе воротнички… по праздникам носит… и… это…
Он сделал руками движение, напоминающее игру на гармонии.
— Гармонию, — подсказал Кротов.
— Гармонию… В управляющие из дворников так и глядит. Эта ходит у него теперь… бусы в десять якусов…
— Кто эта… Лизунька твоя?
— Почему моя? — вдруг возмутился Прозоровский.
Руки его бешено заходили.
— Ну, ладно, успокойся.
Бровкин положил ему руку на плечо.
— Не моя, а Гаранькина теперь. И морда у этого Гараньки птичья… ястребиная, хищная. Кто сумел… сумел…
Он щелкал пальцами, подыскивая выражение.
— Вскружить голову? — спросил Кротов.
— Нет, взять.
Он укоризненно посмотрел на Кротова.
— Именно взять. Вы понимаете?
Он необъяснимо волновался и вдруг нашел глазами Ивана Андреевича.
— Кто сколько может взять. Один одной бабы не
— И Лизуньку бил? — тоном специалиста осведомился Бровкин.
Прозоровский сделал утвердительное движение руками, показывая вместе с тем, как бил Гаранька Лизуньку.
— Что же, чаю? Машенька!
— Успеете, — кинула вошедшая девушка грубо.
И было очевидно, что она тоже имеет какую-то власть над Прозоровским.
— Упадок, явный упадок, — пискнул Кротов довольно громко на ухо Сергею Павловичу, — картина клиническая.
— А, черт! — рассердился тот. — Молчи, пожалуйста.
Лицо у него было недовольное.
— Зачем мы сюда зашли?
Иван Андреевич разделял эту мысль.
— Он совсем пьян, — сказал он. — Неинтересно.
— Не пьян, а форменный прогрессивный паралич. А, черт! Нет больше человека. Разве вы не видите?
Иван Андреевич с ужасом посмотрел на Прозоровского и сразу все понял.
Тот продолжал быстро говорить, преувеличенно жестикулируя правою рукой:
— Гаранька решил все вопросы. Пока мы строим это… теории, он… это… решил при помощи «обычного права».
Прозоровский показал, как Гаранька бил кого-то кулаком наотмашь.
— Приехала к нему эта… ну, из деревни… жена, привезла с собою сына да дочь, думала… усовестить…
Прозоровский делал неестественные движения губами, точно ему было трудно выговаривать слова.
— Он посадил обеих баб вместе чай пить, сам на гармонии играет. Попробовала баба из деревни озорничать, на двор выбежала: избил ее на глазах у всех, да еще осрамил…
— После этого прибежала на кухню Лизунька ко мне… плачет… Пришел, увел да в темных сенях… этих… зуботычин надавал.
— А нельзя посмотреть это чудо… твоего Гараньку? — спросил Бровкин.
— Я думаю, можно… Позвать его сюда. Машенька!
— Эй, нет, брат. Это будет рыба в аквариуме. А ты нам ее в стихии покажи.
— И то можно, — согласился Прозоровский. — Все можно. Машенька, жилет и сюртук.
— Братие! — трубил, приставив ладони ко рту, Бровкин, — кто хочет Гараньку смотреть? Бросайте карты!
Скоро в дверях гостиной столпилась публика Маша церемонно подала Прозоровскому аккуратно сложенные жилет и пиджак, и он начал тут же одеваться, вихляясь и подгибая коленки.
— Все там будем, — сказал успокоительно Бровкин, поймав страдальческий, устремленный на Прозоровского взгляд Ивана Андреевича.
— Но как же мы так все к нему пойдем? — забеспокоился Кротов, протиснувшись вперед и поправляя очки, — надо измыслить какой-нибудь предлог.
— К Лизуньке в гости, — сказал Прозоровский, приняв из рук Маши галстук.