Три секунды
Шрифт:
— Ну все, с меня хватит!
Покупатель повысил голос. Но ему надо было разыграть злость посильнее, получше притвориться обиженным.
Хоффманн слышал в его голосе другое.
Неуверенность.
— Мы что, так и будем продолжать? Я-то думал, ты хочешь мне кое-что продать, потому и пришел.
— С кем ты сидел?
— Со Сконе. С Мио. Юсеф Ливанец. Виртанен. Граф. Скольких тебе назвать?
— С кем еще?
Покупатель продолжал стоять. Потом шагнул к Хоффманну.
— С меня хватит.
Он стоял совсем близко, серебряный браслет и кольца сверкнули,
— Не буду больше никого перечислять. Хватит. Решай, мы продолжаем или разбегаемся.
— Юсефа Ливанца выслали, запретили въезжать в Швецию. Он пропал, когда высадился в Бейруте три с половиной месяца назад. Виртанен последний год сидит в Сэтере, пускает слюни. К нему никого не пускают — хронический психоз. А Мио — в земле сырой…
Двое бритоголовых в дорогих костюмах услышали громкие голоса и открыли кухонную дверь. Хоффманн махнул им рукой, чтобы не подходили ближе.
— Мио зарыли в песчаном карьере возле Ольстэкета на острове Вермдё. С двумя пулями в затылке.
Теперь в комнате на чужом языке говорили трое.
Хоффманн и двое бритоголовых заговорили по-польски. Покупатель оглянулся, ища, как сбежать.
— Юсеф Ливанец, Виртанен, Мио. Я продолжу. Сконе вконец спился, он больше не помнит, в Тидахольме он сидел, в Кумле или вообще в Халле. А Граф… вертухаи срезали его, когда он повесился на простыне в камере следственной тюрьмы в Хернёсанде. Вот они, пять имен, которые ты назвал. Хороший выбор. Потому что никто из этих людей не сможет подтвердить, что ты с ними не сидел.
Один из этих, в темных костюмах, Мариуш, шагнул вперед с пистолетом в руке — с черным польским «радомом» — новехоньким, как стало видно, когда пистолет приблизился к виску покупателя. Хоффманн крикнул ему: «Uspok'oj sie do diabla», [4] крикнул «Uspok'oj sie do diabla» несколько раз, чтобы Мариуш «Uspok'oj sie do diabla» — успокоился, черт его дери. Никаких гребаных пистолетов ни у чьих висков.
Держа палец на предохранителе, Мариуш медленно отвел оружие, рассмеялся и опустил пистолет. Хоффманн продолжил по-шведски:
4
Успокойся, черт возьми (пол.).
— Знаешь Франка Стейна? — Хоффманн взглянул на покупателя.
Глаза должны быть злыми, глазами жестоко обиженного, разъяренного человека.
Но глаза покупателя были перепуганными, и рука, унизанная серебром, попыталась прикрыть их.
— Сам понимаешь, что знаю.
— Отлично. Так кто он?
— Корпус «С». Тидахольм. Доволен?
Пит Хоффманн взял со стола мобильный телефон.
— Тогда, может, поболтаешь с ним? Вы же сидели вместе.
Он поднес телефон к самому лицу покупателя, сфотографировал настороженные глаза и набрал номер, который знал наизусть. Оба молча наблюдали друг за другом, пока Хоффманн отправлял изображение и снова набирал номер.
Двое в костюмах, Мариуш и Ежи, что-то жарко обсуждали. Z drugiej strony. [5] Мариушу надо передвинуться, встать с другой стороны, справа от покупателя. Blizey glowy. [6]
— Ты уж прости, мои варшавские друзья немножко нервничают.
Кто-то снял трубку.
После недолгой беседы Пит поднял телефон.
Изображение человека с собранными в хвост длинными темными волосами и лицом, которое перестало быть молодым.
5
С другой стороны (пол.).
6
Ближе к голове (пол.).
— Вот. Франк Стейн.
Хоффманн успел взглянуть покупателю в лицо, прежде чем тот отвел глаза.
— И ты… ты продолжаешь утверждать, что вы с ним знакомы?
Он закрыл крышку телефона и положил аппарат на стол.
— Мои друзья не говорят по-шведски. То, что я скажу, я скажу только для тебя.
Короткий взгляд в сторону двоих в костюмах. Они как раз подошли поближе и обсуждали, кто с какой стороны встанет, когда придет пора приставить пистолет к голове покупателя.
— У нас с тобой проблема. Потому что ты — не тот, за кого себя выдаешь. Даю тебе две минуты. Говори, кто ты на самом деле.
— Не понял.
— Так не пойдет. Позвездел — и хватит. Рассказывай, твою мать, кто ты такой. Сейчас же. Потому что в отличие от моих друзей я понимаю, что труп — это проблема, а покупать суд — дико дорого.
Они оба ждали. Один другого. Ждали, что кто-то заговорит первым и заглушит монотонный пшекающий голос мужчины, который все крепче прижимал свой «радом» к тонкой коже на виске.
— Ты молодец, сочинил себе достоверное прошлое. А подорвался на том, что недооценил тех, с кем собрался иметь дело. Центр этой организации — служащие польской разведки, и я могу узнать о тебе все, что захочу. Я могу спросить, в какую школу ты ходил; ты ответишь, что у тебя там заготовлено, но один-единственный звонок — и я узнаю, правду ли ты сказал. Я могу спросить, как звали твою маму, привита ли твоя собака, какого цвета твоя новая кофеварка. Один-единственный звонок — и я узнаю, правду ли ты мне ответил. Сейчас я так и сделаю. Наберу один-единственный телефонный номер. И Франк Стейн тебя не узнает. Вы не сидели вместе в Тидахольме, потому что ты там не сидел. Твой приговор — фальшивка. Его сделали, чтобы ты сейчас мог сидеть со мной и делать вид, что покупаешь фабричный амфетамин. Так что — еще раз.Рассказывай, кто ты. И может быть — может быть! — я смогу сделать так, что эти двое не спустят курок.
Мариуш вцепился в рукоять пистолета, пшеканье стало чаще, громче; он не понимал, о чем говорят Хоффманн и покупатель, но уловил: что-то как будто не так. Закричал по-польски: «О чем вы треплетесь, он что за хрен?»— и снял пистолет с предохранителя.
— Ладно.
Покупатель понял, что уперся в стену внезапной агрессии, буйной, непредсказуемой.
— Я из полиции.
Мариуш и Ежи не понимали по-шведски.
Но слово «полиция» не требует перевода.