Три секунды
Шрифт:
Дверь на пятом этаже, самая дальняя от лифта, была открыта. Возле нее дежурил еще один полицейский в форме. Этот был постарше, служил подольше; он узнал Сундквиста и кивнул ему. Херманссон загодя раскрыла удостоверение, и ей осталось только предъявить его. Она и сама не знала, прослужит ли где-нибудь настолько долго, чтобы ее начали узнавать не только ближайшие сослуживцы; вряд ли — она не из тех, кто подолгу сидит на одном месте.
Все трое надели белые халаты, пластиковые бахилы и вошли; Эверт упрямо остался ждать медлительного лифта, пообещав
Тесноватая прихожая, спальня с простой узкой кроватью, кухня с красивыми зелеными шкафчиками и рабочий кабинет с покинутым письменным столом и пустыми книжными полками.
Еще комната.
Переглянулись, вошли.
Из мебели в гостиной имелся только большой четырехугольный обеденный стол из дуба и к нему — шесть стульев. Четыре стула стояли рядом, пятый — чуть в стороне и косо, словно сидевший на нем внезапно поднялся. Шестой лежал на полу; тяжелый стул почему-то упал, и следователи подошли поближе, чтобы разобраться.
Темное пятно на ковре они увидели сразу.
Большое, с неровными краями, почти коричневое пятно. Прикинули — сантиметров сорок-пятьдесят в диаметре.
Тут же увидели и голову.
Голова лежала посреди пятна, словно плавая в нем. Мужчина казался довольно молодым — определить возраст мешало изуродованное лицо, однако тело было мускулистым, а одежда — такого рода, какую люди в возрасте носят редко: тяжелые черные ботинки, черные джинсы, белая футболка, обилие серебра — на шее, запястьях, пальцах.
Свен Сундквист постарался сосредоточиться на пистолете в правой руке.
Если долго смотреть на пистолет и отсечь все остальное, может быть, удастся не увидеть отвратительной смерти, которой ему никогда не понять.
Пистолет черно поблескивал; калибр — девять миллиметров; а вот такую марку не часто встретишь на месте преступления — «радом», польское оружие. Свен наклонился к технику-криминалисту — подальше от жизни, которая вытекла из тела, оставив темное пятно на дорогом ковре. Затвор словно застрял в переднем положении; Свен как будто видел патрон, досылаемый в патронник, он тщательно рассматривал дуло, рукоятку, шпильку предохранителя, искал, за что зацепиться взглядом, лишь бы не смотреть на смерть.
Нильс Кранц стоял в стороне. Рядом — двое коллег помоложе. Втроем они обыскали здесь каждый угол. Один из криминалистов что-то снимал на стене, на белых обоях. Свен отвернулся от головы и стал рассматривать камеру. Объектив был направлен на маленькое пятнышко — совершенно безопасное, оно располагалось достаточно далеко от безжизненных глаз.
— В черепе жертвы одновходное отверстие от однойпули.
Кранц неслышно зашел за спину своему коллеге с камерой и оказался возле Сундквиста.
— Но двавыходных отверстия.
Свен отвернулся от пятна на обоях и вопросительно посмотрел на старшего криминалиста.
— Входное отверстие больше обоих выходных, потому что выстрел сделан в упор.
Свен
— К тому же вот это — то, что мы засняли и на что ты сейчас смотришь, — брызнуло из головы убитого. Мозги.
Свен задышал медленнее. Он так хотел не смотреть на смерть, придумал сосредоточиться на пятнышке на обоях — а получил смерть в еще большем объеме, в максимальной концентрации. Он опустил взгляд и услышал, как Эверт входит в комнату.
— Свен!
— Что?
— Тебе разве не надо поговорить с теми, кто принял вызов? С теми, кого здесь нет?
Свен с благодарностью взглянул на шефа и заторопился прочь от темных пятен на ковре и от пятнышка на обоях, а Гренс присел на корточки, чтобы быть поближе к безжизненному телу.
Они снова выясняли, кто главнее. Не в последний раз. И ему всегда нужно выходить победителем.
Играй свою роль. Иначе тебе конец.
Он стоял между Мариушем и Ежи возле круглого кухонного стола в «Хоффманн секьюрити», надо было опустошить две тысячи семьсот пятьдесят капсул с амфетамином. Последняя партия с фабрики в Седльце. Сначала белые медицинские перчатки вылавливали коричневую резину, которая защищала желудок «верблюда» на случай, если капсула лопнет, потом, ковырнув центр капсулы ножом, следовало ссыпать порошок в большие стеклянные миски и смешать его с глюкозой. Одна часть амфетамина из Восточной Польши на две части глюкозы из магазина «Консум», что на Оденгатан. Двадцать семь килограммов чистого наркотика превратились в восемьдесят один килограмм наркотика, который можно продавать на улице.
Хоффманн поставил металлическую банку на кухонные весы и насыпал в нее ровно тысячу граммов амфетаминовой смеси. Над порошком аккуратно легла полоска фольги, а на фольгу — нечто вроде куска сахара. Хоффманн поднес спичку к пластине сухого спирта, и, когда белый квадратик загорелся, Хоффманн крепко завинтил крышку банки; когда кислород кончится, пламя тут же погаснет, а килограмм амфетамина окажется в вакуумной упаковке.
Хоффманн проделал эту операцию восемьдесят один раз подряд.
— Бензин?
Ежи открыл бутылку с очищенным бензином, полил бесцветной жидкостью крышки и стенки банок и хлопчатобумажной тряпкой размазал бензин по металлу. Еще спичка, еще огонь, синеватое пламя, которое он через десять секунд потушил тряпкой.
Все, отпечатки пальцев уничтожены.
Кровавые пятна — поменьше на обоях в прихожей, побольше на стенах в другом конце большой гостиной, еще больше на обеденном столе; самые большие растекались по полу вокруг перевернутого стула. Чем ближе к трупу, тем темнее и гуще становились пятна, а самым отчетливым было большое пятно на ковре, на котором покоилась безжизненная голова.