Три сердца и три льва (Сборник)
Шрифт:
– Звал ты меня или нет, милый братец, – сказал он, – я задержусь тут до утра. Места в постели хватит только на двоих, я проделал долгий путь, так что, боюсь, тебе придется спать в стойле.
– Ну уж нет! – воскликнул Кетиль, сжимая древко копья с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – Я уступил бы отцу, Асмунду или кому другому из наших, но не тебе, злодей-берсерк! Спать на соломе будешь ты!
Вальгард фыркнул и взмахнул топором, отрубив наконечник копья.
– Ступай, малыш, – посоветовал он брату, – не то я тебя
Обезумев от ярости, Кетиль ударил его обломком копья. Вальгард прыгнул. Его топор погрузился в череп Кетиля.
По-прежнему вне себя от бешенства, он повернулся к женщине. Та протянула к нему руки. Он облапил ее и целовал до тех пор, пока на губах не выступила кровь. Женщина громко засмеялась.
Пробудившись наутро, Вальгард увидел Кетиля: брат лежал в луже крови, перемешанной с вытекшими мозгами. Встретив взгляд мертвеца, он неожиданно ощутил раскаяние.
– Что я наделал! – прошептал он. – Я убил своего родича!
– Ты сразил того, кто был слабее тебя, – отозвалась женщина.
Вальгард встал над телом брата.
– Когда-то все было иначе, Кетиль, – проговорил он задумчиво. – Помню, мы с тобой бегали смотреть на новорожденного теленка, что еле стоял на ногах, помню, мы ходили в море, ветер дул нам в лица, а вода сверкала под солнцем. В святки мы сиживали с тобой за столом, а снаружи завывала вьюга. Мы плавали с тобой, брат, играли и веселились, а теперь ты – труп. Но спи спокойно, доброй ночи, Кетиль, доброй тебе ночи.
– Если ты откроешь людям правду, тебе не жить, – сказала женщина. – Его уже не вернешь. А в могиле нет ни поцелуев, ни объятий.
Вальгард кивнул, взвалил на плечо тело Кетиля и отнес его в лес. Не желая больше прикасаться к топору, он оставил оружие в черепе мертвеца, завалил труп камнями и ушел.
Женщина дожидалась его, и память о содеянном быстро улетучилась. Красотой затмевавшая солнце, лесная отшельница была необычайно искусна в любви.
В ее доме было тепло, а за дверью становилось все холоднее. Зима обещала быть долгой и суровой.
Неделю спустя Вальгард решил, что приспело время возвратиться домой, пока его самого не начали разыскивать и пока его викинги не перессорились между собой. Однако женщина отказалась последовать за ним.
– Я не покину свой лес, – сказала она, – но ты приходи ко мне, Вальгард, я с радостью приму тебя.
– Я скоро вернусь, – проговорил он, и не помыслив о том, чтобы увести ее силой, хотя неоднократно проделывал это с другими. Она отдалась ему без всякого принуждения, а таким даром злоупотреблять не следовало.
Орм, опасавшийся, что потерял и второго сына, шумно приветствовал Вальгарда, остальные же при виде его особого восторга не выразили.
– Я был на севере и на западе, – сказал Вальгард, – но Кетиля не нашел нигде.
– Что ж, – печально произнес Орм, – он, должно быть, мертв. Мы искали его много дней подряд, а попался нам только конь без всадника. Пора устраивать
Погостив денек у отца и побывав у себя, Вальгард снова отправился в лес, дав Орму слово присутствовать на погребальном пире. Асмунд долго глядел ему вслед.
Его настораживало то, что Вальгард всячески избегает разговоров о судьбе Кетиля, что он пошел на охоту, когда зима загнала медведей в берлоги, а прочая дичь сделалась такой робкой, что легче обойтись без свежего мяса, чем гоняться за ней по сугробам. Где пропадал Вальгард и почему он так торопился уйти?
В конце концов, через два дня после ухода Вальгарда, Асмунд не выдержал. Цепочка ясно видимых, благо в эти дни не было ни снега, ни ветра, следов тянулась до лесной опушки и дальше. Встав на лыжи, Асмунд направился в белые просторы, откуда бежало все живое; мороз вгрызался в его тело.
Вальгард возвратился тремя днями позже и застал погребальный пир в самом разгаре. Хмурясь, берсерк протолкался сквозь толпу на дворе и вошел в дом.
Элфрида схватила его за руку.
– Ты видел Асмунда? – спросила она с запинкой. – Он до сих пор не вернулся из леса.
– Нет, – ответил Вальгард.
– Горько мне будет потерять двоих сынов и остаться с тем, кто хуже заклятого врага, – проговорила Элфрида, отворачиваясь от него.
Вечером все собрались в главном зале. Орм восседал на своем почетном месте, Вальгард расположился по правую руку от отца. Люди, рассевшись на длинных скамьях вдоль стен, поднимали рога с медом; зал разделял пополам неглубокий ров, в котором полыхало пламя. Женщины усердно подливали тем, чьи рога пустели. Захмелев, многие забыли, по какому поводу их пригласили, и начали с вожделением поглядывать на сноровистых дочерей Орма.
Сам Орм улыбался, как то положено воину, презирающему смерть. Но кто знает, что скрывала его улыбка? Элфрида не могла удержаться от слез. Вальгард молча осушал рог за рогом, стремясь разогнать тоску, но та упорствовала и, словно назло ему, становилась все сильнее. Ни женщины, ни ратные забавы не отвлекали его сейчас от мрачных мыслей, а потому он снова и снова вспоминал свой поступок, и глаза Кетиля глядели на него из сумрака под потолком.
Вскоре в зале сделалось шумно, однако стук в дверь, которая не была заперта, привлек всеобщее внимание. На пороге показался Асмунд.
Он был бледен и едва стоял на ногах, на плече его лежало нечто, завернутое в плащ. Он обвел взглядом зал, выискивая отца. Мало-помалу установилась тишина.
– Проходи, Асмунд! – крикнул Орм. – Мы заждались тебя…
Но Асмунд смотрел куда-то в сторону – на Вальгарда. С уст юноши сорвались странные слова:
– Я привел с собой еще одного гостя.
Орм сидел неподвижно, с лица его сползли все краски. Асмунд поставил свою ношу на пол. Она промерзла настолько, что ей вполне хватало руки Асмунда в качестве опоры, чтобы сохранять вертикальное положение.