Три сердца и три льва (Сборник)
Шрифт:
Он развернул волчью шкуру и кинул половинки клинка к ногам великана.
Болверк подобрал их.
– Да, – прошептал он, – я помню этот меч. Моей помощи искали тогда Дирин и Двалин. Им нужен был добрый клинок, чтобы откупиться от Свафрлами, а заодно и покончить с ним. Мы заковали в сталь лед, смерть и бурю, могучие руны и заклинания, неутомимую жажду крови. – Великан усмехнулся. – Многие воины владели им. Он приносит победу. Ничто не может устоять перед ним, и лезвие его всегда остается острым. Жало его ядовито, раны, которые он наносит, не исцелить ни снадобьями, ни волшбой, ни молитвой. Однако на нем лежит проклятие: всякий раз, когда его
Етун наклонился вперед.
– Потому, – закончил он с расстановкой, – Тор сломал его. Ни у кого больше во всех Девяти Мирах не хватило на это сил. И с тех самых пор клинок покоится в земле. Но – ты говоришь, что Локи призывает к оружию. Значит, время близится.
– Думай, что хочешь, – пробормотал Скафлок.
Етун не слышал его. Пальцы Болверка любовно поглаживали лезвие меча.
– Время близится, – повторил великан шепотом. – Скоро наступят сумерки мира, боги и етуны перебьют друг друга, и придет конец мирозданию. Пламя Сурта пожрет небесную обитель, солнце погаснет, земля скроется под водой, звезды сорвутся со своих мест. Кончается мое рабство! С радостью я исполню твою просьбу, смертный!
Он принялся за работу. Молот с размаху обрушивался на наковальню, высекая искры. Великан ковал клинок, произнося заклинания, от которых сотрясались стены пещеры. Скафлок и Мананнан отступили в темный коридор.
– Я начинаю жалеть, что связался с тобой, – сказал сын Лера. – Зло возрождается к жизни. Никто и никогда не называл меня трусом, но я ни за что не коснусь этого меча. Где твоя мудрость, Скафлок? Он изведет тебя.
– Ну и что? – угрюмо спросил юноша.
Великан погрузил клинок в яд, чтобы остудить. Раскаленная сталь зашипела. Поднявшийся пар обжигал обнаженную кожу. Болверк по-прежнему распевал колдовские песни.
– Не стоит бросаться жизнью ради утраченной любви, – проговорил Мананнан. – Ты же молод, Скафлок.
– Все мы обречены на смерть, – отозвался человек.
Если учесть, что етун был слеп и что никто ему не помогал, он управился с работой удивительно быстро.
– Эгей, воины! – позвал он.
Они вернулись в пещеру. Болверк держал меч в руках. Лезвие клинка ослепительно сверкало, отливая голубым, глаза дракона на рукояти холодно поблескивали, золото светилось словно своим собственным светом.
– Берите! – вскричал етун.
Скафлок принял оружие. Оно было так хорошо сбалансировано, что воспринималось как продолжение руки и словно поило силой того, кто сжимал его рукоять.
Взмахнув клинком над головой, Скафлок ударил – и рассек пополам камень. Лезвие блистало в полумраке голубой молнией.
– Хей! – воскликнул Скафлок. С уст его сорвались слова:
Пышет жаром битва.Истомился жаждой —враги, трепещите! —клинок легендарный.Взрыкивая, ярый,крушит он доспехи,дробит щиты икровь выпивает!Болверк раскатисто засмеялся.
– Ликуй, храбрец, – проговорил
Он подал Скафлоку ножны, украшенные позолоченной резьбой.
– Вложи его, – посоветовал етун, – и не обнажай, пока не пожелаешь убить. Впрочем, он имеет обыкновение обнажаться по своей воле. И помни, когда-нибудь он обратится против тебя.
– Пускай, – ответил Скафлок, – лишь бы он расправился с моими врагами.
– Безумец, – прошептал Мананнан, потом прибавил громко: – Пойдем отсюда. В таких местах не медлят.
Скафлок подчинился настоянию друга. Невидящий взгляд Болверка устремлен был им вслед.
Пес у входа в пещеру, заскулив, шарахнулся в сторону. Воины быстро спустились по леднику. Достигнув подножия горы, они услышали за спиной грохот и обернулись.
Над горой возвышались три черные тени. Их поступь дыбила скалы и вековечные льды. Забираясь в лодку, Мананнан пробормотал:
– Сдается мне, Утгард-Локи узнал о твоей проделке. Должно быть, он хочет расстроить замыслы асов. Да, трудновато нам будет выбраться.
Глава 23
Битва, которую выдержали в Етунхейме Мананнан Мак Лер и Скафлок Воспитанник Эльфов, заслуживает отдельного рассказа. Следует поведать и о том, как сражались они с яростным ветром и густым туманом, с волнами и плавучими льдинами, с усталостью, что остужала сердца и обессиливала руки. В такие мгновения взоры их неизменно обращались к фигурке Фанд на носу лодки. Следует почтить песней ладью Мананнана, это хрупкое на вид серебристое суденышко.
Етуны всячески старались покончить с воинами и причинили им немало неприятностей. Но они допытались-таки, какие заклинания здесь действуют, и пользовались ими не только для того, чтобы отражать колдовство великанов. Они вызывали бури, они сдвигали с места горы и насылали их на подворья своих врагов.
Они избегали сходиться с етунами врукопашную, хотя дважды убивали великанов, которым случилось повстречаться с ними в одиночку. Чаще всего они бились с морскими и сухопутными чудищами. Порой они бывали на волосок от гибели, особенно когда отваживались на набеги вглубь Етунхейма, и каждый их поход стоит хвалебного слова.
Они прокрались в огромную конюшню, похитили лошадей, а само строение спалили дотла. Кони, которых они забрали, считались в Земле великанов чуть ли не карликовыми, но никакое другое животное за пределами Етунхейма не могло сравниться с ними статью и выносливостью. Это были косматые черные жеребцы с огненными глазами. Как ни странно, они привязались к своим новым хозяевам и спокойно стояли в лодке, которая их едва вмещала. Они не боялись ни дневного света, ни железа, ни даже клинка Скафлока и не ведали изнеможения.
В Етунхейме обитали не одни лишь великаны и чудовища. Одинокие поселяне давали приют скитальцам, не слишком донимая их расспросами. Многие женщины были ростом с обычного человека, отличались красотой и радушием. Бойкий на язык Мананнан наслаждался жизнью, Скафлок же попросту не глядел на женщин.
Можно рассказать еще о драконе и его сокровищах, о пылающей горе и бездонной пропасти, о беседе с великаншей и о ловле рыбы в реке, что течет из преисподней, о поединках и о ведьме из Железного Леса, о песне, которую пела себе на рассвете заря, – словом, воины совершили несчетно славных деяний. Но все они не относятся к нашему повествованию, а потому пускай их хранят до лучших времен летописи Волшебной страны.