Три сердца и три льва

Андерсон Пол

Гуги поднял руку и потрепал ладонь Алианоры.

– Ну, не плачь, – вздохнул он. – И так с полсотни баб моего собственного племени уж найдут причины по мне поплакать. Но ты была мне дороже всех, – он втянул воздух. – Дал бы тебе добрый совет, да не успею… в… башке… шумит…

Хольгер снял шлем.

– Авве, Мария… – начал он. Здесь, на продуваемой ветрами равнине среди гор он не мог сделать ничего лучшего – и ничего другого. Он просил господа о милости и покое для души гнома, а когда Гуги отошел, закрыл ему глаза и начертил над

ним знак креста.

И отошел, оставив Алианору наедине с гномом. Они с Сарахом выкопали клинками неглубокую могилку. Уложили в нее тело и прикрыли горкой камней.

На вершине импровизированного надгробья Хольгер воткнул кинжал Гуги, рукояткой вверх. Где-то, примерно в миле отсюда, завыли волки. Хольгер надеялся, что до тела им не добраться.

И лишь после этого они осмотрели свои раны.

– Мы понесли тяжелые утраты, – сказал Сарах. От его обычного балагурства не осталось и следа. – Потеряли не только друга, но еще и коня и мула со всем имуществом. Наши мечи – тупые железки, наши доспехи вот-вот рассыплются. И вдобавок Алианора не сможет летать, пока ее крыло… ее плечо не заживет.

Хольгер смотрел на серый, безрадостный пейзаж. Ветер бил ему в лицо. – Это было мое дело, – сказал он. – Я в ответе перед вами за все, что вам пришлось перенести.

После долгого молчания Сарах сказал спокойно:

– Думаю, это дело всех людей чести.

– Сарах, я должен тебя предупредить, что мы сражаемся против самой королевы Морганы. Она узнает, сто мы здесь. Думаю, она уже в Серединном Мире и ищет помощи у тех, то в состоянии нам помешать.

– Ну да, они могут очень быстро передвигаться, эти, из Серединного Мира, – сказал Сарах. – Так что не стоит нам тут долго засиживаться. Послушай, а что будет, когда мы наконец доберемся до церкви?

– Тогда мои поиски окончатся… скорее всего… и мы, быть может, окажемся в безопасности. А может, и нет. Не знаю.

Хольгер наконец решился рассказать все, с самого начала, но Сарах уже отвернулся и пошел к своей лошади – уходило драгоценное время.

Алианора села на Папиллона за спиной Хольгера. Ее руки обвили талию датчанина с шальной силой. Когда конь тронулся, она обернулась, чтобы взмахом руки попрощаться с тем, кто оставался на равнине.

Даже Папиллон был утомлен, а белая кобыла чуть не падала от усталости. Подковы стучали по камням, трава расступалась с сухим шорохом, шелестели кусты, поскрипывали мертвые деревья. Луна над горизонтом светила в глаза Хольгеру, словно хотела его ослепить.

Вскоре Алианора спросила:

– Те, туземцы, в ущелье, случайно на нас наткнулись, как думаешь?

– Нет, – Хольгер окинул взглядом лишенные красок, покрытые тенями окрестности. Далеко впереди на фоне звезд и облаков белел силуэт Сараха; видимо, он спал в седле, потому что никак не реагировал, когда Хольгер сказал: – Сначала пришла Моргана. Мы поговорили, она ушла и послала дикарей.

– Поговорили? и что она сказала?

– Да

ничего особенного. Просто хотела, чтобы я сдался.

– Думаю, она хотела гораздо большего. Когда-то она была твоей женщиной, правда?

– Да, – ответил Хольгер бесстрастным тоном.

– Она мгла бы обеспечить тебе жизнь в роскоши.

– Я сказал ей, что предпочитаю остаться с тобой.

– Ох, любимый мой, – шепнула она. – Я… я…

Он слышал, что девушка пытается сдержать слезы, и спросил.

– Что с тобой?

– Ох, сама не знаю. Я не должна быть такой счастливой, а особенно сейчас, правда? Но я… Но я ничего с собой поделать не могу… – она утерла слезы краешком изодранного плаща.

– Но… Я думал, ты и Сарах…

– Он? Конечно, он очень милый. Но неужели ты и вправду думал, Хольгер, что у меня есть и другие намерения, кроме как отвлечь его внимание от тебя и твоей тайны? Неужели ты ревновал? Но разве отыщется девушка, способная предпочесть тебе другого?

Хольгер вперил взгляд в Полярную Звезду.

Алианора глубоко вздохнула и положила руки ему на плечи.

– Давай об этом никогда больше не вспоминать, – сказала она категорическим тоном. – Но вот если я увижу, Хольгер, что ты заглядываешься на кого-то, тебе придется плохо…

Он резко натянул поводья, остановил коня, крикнул:

– Сарах! Проснись!

– Что такое? – схватился за саблю сарацин.

– Наши лошади, – сказал Хольгер, думая совсем о другом. – Они падут, если не дать им передышку. Отдохнув с часок, мы сможем ехать гораздо быстрее.

Лицо Сараха казалось овальным пятном, его доспехи – матовым отблеском. Но видно было что он останавливает коня.

– Не знаю… Если Моргана пошлет погоню, наши кони, думаю, найдут в себе силы помчаться вихрем. С другой стороны… – он пожал плечами. – Будь по-твоему.

Они спешились. Алианора прильнула к плечу датчанина. Хольгер кивнул сарацину, надеясь, что тот не расценит этот жест как чрезмерно самодовольный. Сарах сначала выглядел безмерно удивленным, потом широко улыбнулся:

– Желаю счастья, друг мой, – раскинулся в траве и принялся насвистывать что-то.

Хольгер с Алианорой ушли далеко. Датчанин забыл о боли и усталости. Он слышал стук своего сердца, ничуть не учащенный – размеренные, сильные удары, отдававшиеся во всем теле. Они с Алианорой остановились, взялись за руки и молча смотрели друг на друга.

Серебристо светила луна, круглая, покрытая кое-где тенями. По небу летели редкие облака, осветившиеся по краям, меж ними блистали звезды. Ветер назойливо завывал, но Хольгер был глух к его вою. Перед ним стояла Алианора, серебристая фигурка, сотканная из теней и холодного белого сияния. Капли росы поблескивали на ее волосах, в глазах отражалась луна.

– Потом нам, быть может, поговорить уже не удастся, – сказала она.

– Да, возможно, – согласился он.

– Тогда скажу тебе сейчас – люблю тебя.