Три сердца и три льва
Шрифт:
– Она скоро явится, сдается мне, – проворчал Гуги. – У нее тут гнездо поблизости. А пока ждем, промочить горло не мешает…
Хольгер достал из вьюка фляжку с пивом и заметил:
– Ты ведь мне еще не рассказал, кто она такая.
– Алианора, дева-лебедь, – пиво заклокотало в глотке гнома. – Летает там и сям, даже до Серединного Мира добирается, ей все новости рассказывают, и громко рассказывают, и на ухо. О-о-ох! Может, Мамаша Герда и ведьма, но пиво варит – ух!
Заржал Папиллон. Хольгер обернулся и увидел, как скользит к озеру длинный, пятнисто-золотистый силуэт. Леопард! Не успев
– Не надо! – Гуги подпрыгивал, пытаясь схватить его за руку, но достать не смог и ухватил за ногу. – Он мирный! Он тебе ничего не сделает, если его госпожу н обидишь!
Леопард уселся и уставился на них холодными янтарными глазами. Хольгер вложил меч в ножны. Спина его покрылась потом. Едва эти дикие края стали ему казаться знакомыми – и на тебе!
Крылья захлопали у них над головой.
– Вот она! – крикнул Гуги, запрыгал, замахал руками. – Гей, гей, мы тут! В нескольких футах от них опустилась на землю лебедица, Хольгер в жизни не видел таких огромных. Лучи закатного солнца вспыхивали золотом на ее крыльях. Хольгер неуверенно шагнул вперед, прикидывая, каким образом следует представиться лебедице. Она хлопнула крыльями, подалась назад.
– Нет, не бойся, Алианора! – Гуги одним прыжком оказался меж ними. Это благородный рыцарь, я его привел, чтоб он с тобой поговорил.
Лебедица замерла, вытянула шею, распростерла крылья, приподнялась на лапах. Ее тело удлинилось, шея укоротилась, крылья становились уже…
– Господи боже! – перекрестился Хольгер.
Там, где только что был лебедь, стояла женщина.
Нет, девушка. Не старше восемнадцати лет: высокая и стройная, загорелая, с каштановыми волосами, ниспадавшими ей на плечи, большими серыми глазами, веснушками на задорно вздернутом носике, изящными
Очертаниями рта – она была прекрасна. Не думая, что делает, Хольгер расстегнул ремень под подбородком, сорвал шлем, шапочку и низко поклонился.
Она робко подошла ближе, трепеща длинными черными ресницами. На ней была лишь короткая туника без рукавов, облегавшая тело, сотканная, казалось, из птичьих перьев, босые ножки бесшумно ступали по траве.
– А, это ты, Гуги, – сказал она. В ее мягком контральто явственно слышались гортанные нотки, к которым Хольгер успел привыкнуть, слушая речи гнома. – Здравствуй, Гуги. И тебя приветствую, рыцарь, если ты друг моего друга.
Леопард пригнулся, взмахнул хвостом и окинул Хольгера подозрительным взглядом. Алианора усмехнулась, подошла и потрепала его по шее. Он потерся о ее ноги, урча, как дизель.
– Этот долговязый юнец зовется сэр Хольгер – с достоинством представил его Гуги. – А ты, сынок, сам видишь – вот она, дева-лебедь, собственной персоной. Сядем подкрепиться?
– Гм… – Хольгер мучительно подыскивал слова. – Большая радость для меня познакомиться с благородной госпожой. – Девушка явно опасалась его, а леопард был наготове, и Хольгер старался произвести хорошее впечатление. О нет, – улыбнулась она, и напряжение покинуло ее. – Это я должна радоваться. Так мало людей я вижу, и уж тем более столь доблестных рыцарей… – в ее голосе не было кокетства, она лишь пыталась не уступить ему в вежливости.
– Ох, да сядем наконец! –
– А… гм… сарацин! – у Хольгера даже зубы лязгнули. – Нет. Я… Я пришел издалека. И никого тут не знаю. Ты, наверное, ошиблась.
– Быть может, – осторожно сказала Алианора. – А что тебя привело к нам?
Хольгер рассказал о своих сомнениях, о том, что не знает, стоит ли верить ведьме. Девушка нахмурила брови:
– Не знаю, что тебе и сказать. – она выглядела огорченной. – В плохую компанию ты угодил, рыцарь. Мамаша Герда – злая душа. И каждый знает, сколько переменчив бывает герцог Альфрик.
– Думаешь, мне к нему ездить не стоит?
– Я этого не говорила. – она казалась озабоченной не на шутку. – Я мало что знаю о благородных господах из Фаэра. Знаю нескольких из Серединного Мира, несколько кобольдов и гномов, парочку лесных русалок…
Хольгер ошеломленно заморгал. Едва он свыкался с мыслью, что находится в здравом рассудке, что его необычному положению можно найти объяснение, как эти, здешние, вновь принимались за свое, говорили о сверхъестественном так, словно оно было частью повседневности.
А может, и было – здесь. Проклятье, он ведь сам только что видел, как лебедь превратилась в человека. Галлюцинация это или нет, но у себя дома он такого наверняка в жизни не увидит.
Шок и вызванное им отупение медленно, но верно улетучивались. Всем естеством он начинал понимать, как далеко от дома оказался, насколько он одинок. Сжал кулаки, сдерживая то ли проклятья, то ли слезы.
Чтобы занять чем-то свои мысли, спросил:
Ты могла бы побольше рассказать о том сарацине?
– Ах, тот… – девушка смотрела на отблески заката в воде. Над озером, в тиши, носились ласточки. – Я сама его не видела, но весь лес о нем только и говорит, кроты бормочут в норах, баки рассказывают зимородкам и воронам, а уж те разносят по всему свету. Рассказывают, что уже несколько недель одинокий воин, судя по обличью и доспехам, сарацин, ездит по нашим краям, расспрашивает про христианского рыцаря. А зачем тот ему нужен, не говорит. Но по описанию сарацина рыцарь тот весьма похож на тебя: гигант со светлыми волосами, на вороном коне, носящий знак… – она оглянулась на Папиллона. – Твой герб закрыт. Сарацин говорил о трех сердцах т трех львах.
Хольгер оцепенел.
– Не знаю я ни одного сарацина. – сказал он. – Вообще никого тут не знаю. Я пришел из краев, лежащих так далеко, что ты и вообразить не можешь.
– Может это какой враг, смерти твоей ищет? – с любопытством спросил Гуги. – А может, какой друг?
– Говорю же, никого тут не знаю! – Хольгер сообразил, что кричит. Извини. Я себя чувствую, как ребенок в тумане.
Глаза Алианоры раскрылись.
– Ребенок в тумане? – ее смех звучал прелестно. – Красиво сказано. Где-то в закоулках памяти Хольгера отложилось на будущее, что