Три сердца
Шрифт:
Войдя во второразрядный ресторан, где не надеялся встретить кого-нибудь из знакомых, и заняв место за столиком в углу, он заказал себе водки. Однако действие алкоголя не улучшало его настроение, скорее наоборот, чувство собственной никчемности еще углублялось.
«Я — нуль, — думал он, — хуже нуля, потому что я дармоед, который самым подлым способом заискивает перед врагом, чтобы тот не лишил меня своей панской милости, своего подаяния. Ну да, потому что, если бы я не оказался в его зависимости, выбросил бы его за дверь. Я же ненавижу его и только
Спустя минуту пришла другая мысль.
«А может, все это потому, что в моих венах течет кровь простолюдина, какого-нибудь конюха и какой-то паршивой кормилицы? Мерзость, позор…»
И вновь подкралось сомнение.
«А если не так, если даже не так, то Кейт, несомненно, считает меня таким, хамом, глупцом, рядовой скотиной, нахлебником, а себя, разумеется, божеством, обреченным жить под одной крышей с существом несравненно ниже, не заслуживающим даже жалости. Да, так и есть. Он не однажды читал это в ее глазах, не раз это звучало в ее дьявольски внешне безразличном голосе».
Горечь заливала разум.
«И что самое мерзкое, я бессилен, я ничего не могу сделать или изменить».
Ресторан опустел. Гого встал, оплатил счет и вышел. Он не собирался идти домой. Уже наступил вечер. Улицы заполнились гуляющей, шумной и веселой публикой. Тепло первых дней весны выманило из дома все живые существа, гнездящиеся в тесных домишках. Омерзительная толпа…
Гого свернул в боковую улочку, где столпотворение было поменьше, и просто пошел вперед. Спустя час или два он решил прервать свою бесцельную прогулку и вернулся в надежде, что «Под лютней» застанет хорошую компанию и среди них позабудет свои печальные мысли.
В ресторане действительно было весело. Север Тукалло в хорошем расположении духа гремел анекдотами, как митральеза [20] , Полясский, только вернувшийся из Кракова, рассказывал злые сплетни о местном литературном обществе. Все уже прилично выпили. Настроение, однако, не передавалось. Гого тщетно пытался спрятать свое состояние обычной улыбкой.
— Что с тобой? — спросил Дрозд.
— Ничего. Чувствую себя сегодня не очень.
— Так выпей, — посоветовал через стол граф Чумский.
20
Картечь.
— Пью, — ответил Гого, опорожняя новую рюмку.
Но алкоголь не действовал на него, хотя пил он без меры. Только в «Мулен Руж», куда они перешли после полуночи, он начал хмелеть. Покачнувшись, он едва не перевернул столик, но голова оставалась трезвой, по крайней мере настолько, что ему не удавалось избавиться от гремящих в ней мыслей. И так продолжалось до утра. Он сменил еще три бара, а Ирвинг, Залуцкий, взяв с собой и Гого, поехали в корчму за город.
Когда он возвратился домой, часы показывали девять. В квартире было убрано, все окна открыты,
Остановившись у двери, Гого спросил:
— Пиво в доме есть?
— Есть, — она повернулась, — сказать, чтобы тебе подали?
На ней было черное шерстяное платьице с белым узким воротничком вокруг шеи. От нее веяло чистотой и холодом. Она напоминала монахиню.
— Ты что, собираешься в монастырь, — усмехнулся он с сарказмом. — Не для того ли, чтобы морально придавить мужа, который в подметки не годится. Не так ли?
— Сейчас я принесу тебе пиво, — встала Кейт.
— Подожди, не горит. Что ты тут рисуешь?
— Это проект планировки сада.
— Какого сада?
— Возле дома Тынецкого, — ответила она и хотела спрятать рисунок, но Гого вырвал его из рук.
— Ты не будешь проектировать никаких садов! — закричал он. — Я не хочу этого! Понятно?!.
— Понятно, — спокойно кивнула головой Кейт. — Ты думаешь, что я пьян, да?
— Не считаю, что ты трезвый, — заметила она спокойно.
— Так вот я трезвый! Достаточно трезвый, чтобы сказать, что я думаю о тебе и о твоем ангельском высокомерии.
Кейт обратилась к нему с готовностью к примирению:
— Конечно, Гого, ты можешь, как всегда, угостить меня порцией грубостей, но подумай, нужно ли это, ведь тебе известно, что меня это не заденет, и знаешь также, что я не могу серьезно воспринимать то, что ты говоришь в таком состоянии. Ты лишь портишь себе нервы. Так зачем?
— Зачем?.. Зачем?! — громко расхохотался Гого. — Ты — потрясающа!.. Да потому что я уже задыхаюсь!
— От чего?
— От твоего высокомерия, зазнайства, от твоей идиотской самоуверенности, которая может довести до бешенства!
Топнув ногой, он швырнул шапку на пол.
— Послушай, Гого, — произнесла она ровным тоном. — Я всегда готова прислушаться к твоим замечаниям в соответствии с обязанностями жены и постараюсь учесть их в будущем. Однако прошу тебя не заставлять меня выслушивать эти замечания, когда ты делаешь их в такой грубой форме и когда ведешь себя подобным образом.
— Я — хам?.. Что?..
— Ты настроен поссориться и хочешь закатить сцену, которая закончится, как все предыдущие. И не себя, а тебя я хочу от этого уберечь.
— Советую больше заботиться о себе.
— У меня нет причин, Гого, потому что не меня оскорбляют и унижают такие вещи.
Его лицо исказила ирония.
— Естественно! Тебя из твоего поднебесья ничто не сможет стянуть до моего приземленного уровня! Мне следует перед тобой распластаться, бить, раболепствуя, поклоны и провозглашать здравицу?!
— Успокойся, Гого, и ложись отдохни сейчас, а поговорим после.
— К черту разговоры! — закричал он, грохнув кулаком по столу. — Мне не о чем с тобой говорить! Я хочу тебе сообщить, что с меня хватит! Понимаешь, хватит?! Я не собираюсь и дальше терпеть твои капризы!