Три сестры и один муж
Шрифт:
– Кто их красил? – тем временем спросил Андрюша про снаряды.
– Сам Петенька. Я это видел. Лукерья его тогда из дома выгнала, чтобы краской не воняло. Еще холодно было. Он возмущался. Но красил на улице. У него семь банок в ряд стояли, из каждой по кисти торчало. Он их покрасил во все цвета радуги. И еще с какой-то брошюрой сверялся. Мы потом ржали.
Он не стал уточнять, кто такие «мы».
– То есть снаряды были полыми изначально? Не боевыми?
– Это вы у моего брата спросите. Как только Петенька притащил эти снаряды на участок, Виктор позвал какого-то знакомого их проверить.
Значит, они тут весной появились?
– Когда Петенька притащил эти снаряды? – Андрей словно прочитал мои мысли.
– Весной. Не могу точно сказать. В конце марта? Апреля?
– В конце марта у нас не очень-то покопаешься в земле.
– Они не были грязными. Может, он их купил на каком-то военном складе? Я не знаю. Но если он их нес…
– Это не бомбы, не мины и не гранаты. В руках не должны были взорваться.
– В общем, этот друг моего брата их проверил, сказал, что пустые. Петенька их покрасил и теперь каждое утро раскладывает под своим гамаком. Он в этом гамаке целыми днями лежит, а они под ним, и еще как-то развернуты, и он их углы периодически меняет. Я вам это все объяснить не могу. И даже нарисовать не могу. Я видел, как он их раскладывает, перекладывает. Я один раз спросил, зачем он их направление меняет, потом не знал, как отделаться. Я не могу повторить его объяснения. Если вкратце: Петенька живет в гармонии с силами Природы, а эти крашеные снаряды помогают эту гармонию поддерживать. Даже если пытать будете, ничего больше не скажу. У него спрашивайте.
– И они там все время лежали? На одном месте?
– Примерно на одном. Я же говорил уже, что Петенька их регулярно перекладывает.
А потом кто-то вложил в один из снарядов взрывное устройство, и оно сработало.
Только вот хотели ли убить Сыроварова? Может, он случайно подорвался, а заряд предназначался Петеньке? Чтобы утром пришел и… Из-за того, что достал, убивают – мне доводилось с этим сталкиваться за годы журналистской работы. Но чтобы вот таким способом… Хотя…
– Кто-то еще регулярно к гамаку ходит? – спросила я.
– Лукерья. Петькина мать. Еду ему в гамак носит. Чтобы любимый сыночек покушал, а то в задумчивости может пропустить приемы пищи. Больше никто.
Андрей попросил Лактионова высказать его версию событий. Что произошло? Кого хотели убить?
– Не Лешку. Точно, – сразу сказал Лактионов и опять зарыдал.
Мы ждали. Я пока не могла привыкнуть, что Владимира надо называть Лешкой. Хотя в этом доме Капитолину надо называть Кристиной. Или дома ее как раз зовут Капой или еще каким-то домашним именем?
– Наверное, Петьку, – сказал Лактионов. – Он всех достал.
«Так, моя версия находит подтверждение».
– Доставать можно по-разному, – заметил Андрюша. – В большинстве семей есть люди, которые достают всех остальных. Правда, обычно это вечно всем недовольные старые бабки. Но нужен веский повод, чтобы убить.
Актер пожал плечами.
– А отправить его можно было куда-нибудь? – спросила я. Насколько я поняла, семья Фомичихи приехала в Петербург из маленького городка или поселка городского
Игорь Лактионов сказал, что теперь Кристина со Степанидой, вероятно, отправят и братика, и мать по месту прописки. Погибший Алексей был мягким человеком, многим помогал. А Фомичиха точно знала, что его доставать как раз нельзя, и стелилась перед ним, и всячески угождала. И Петенька к Сыроварову не лез и вообще старался на глаза не попадаться, про свои астрологические изыскания не рассказывал и советы по поводу действий в соответствии расположением планет не давал.
– Петенька как-то угрожал кому-то в доме? – продолжал допрос Андрей.
Лактионов покачал головой.
– Вы лично с ним как общались?
– Старался никак. Я его несколько раз послал. Он понял. Не с первого раза, но понял.
– Кристина Редман?
– Тоже регулярно его посылала. Кристинка вообще ни с кем не церемонится. Матерщинница жуткая. Ее интервью обычно режут. Она не может без мата говорить. Но с Петеньки как с гуся вода. У нас все его посылали! Но он через какое-то время опять лез со своей мутью.
– Кого он мог достать так, чтобы возникло желание убить?
Актер опять пожал плечами.
И еще ведь нужно раздобыть взрывное устройство или самому собрать бомбу. И при этом не взорваться. Их просто так в магазине не продают. Да и через Даркнет не так просто купить. Но я не стала влезать с комментариями. Андрюша и без меня все это знает. Нам было интересно, что знает Игорь Лактионов.
– Кто в вашем доме может собрать бомбу? Ваш брат? – спросил Андрей.
– Брат все может, но… Он убить не может. Он даже курицу не может зарезать и кролика! Это все Фомичиха делает. Он… всегда животных любил, Он… У меня замечательный брат! Самый лучший!
На лице актера появилась искренняя улыбка, глаза засветились. Это, конечно, прекрасно, что он так любит брата, но мне доводилось встречать людей, которые очень любили и спасали животных, но при этом хладнокровно убивали людей. Хотя у профессионального киллера убийство – это работа… А потом все, кто был каким-то образом связан с делом одного такого киллера, знал про его «подвиги», шокированно узнали, что он завещал все свои деньги трем приютам для животных, которым при жизни жертвовал часть своих гонораров. Его самого убили, и на его могилу уже много лет ходят две женщины из одного из этих приютов. Родственники не ходят. Они пытались судиться (хотя квартира и машина были завещаны им), но ничего не получилось. Мы со знакомыми из правоохранительных органов до сих пор иногда вспоминаем этого человека, если в деле как-то участвуют животные. Странно, что сегодня еще не вспомнили. Правда, наши друзья еще не знают, что Паша с Васей подобрали на помойке кота.
– Фомичиха может собрать бомбу? – спросила я.
– Она все может, если захочет, в особенности ради любимого сыночка. Но убить драгоценного Петеньку?! Никогда. До нее еще не дошло, что убить хотели его, иначе она бы весь поселок уже перебудила.
Лактионов вдруг запнулся и стал о чем-то напряженно думать.
– Какая мысль посетила, Игорь Станиславович? – вкрадчиво спросил Андрюша.
– Может, все-таки Фомичиху? Петенька придурок. Он всех доставал, но ни в чью жизнь не лез.