Три шага в неизвестность
Шрифт:
И вот теперь ему предстояло пройти ещё один, заключительный сеанс.
Валентина вновь коснулась его руки.
– Ну же, не переживай! Ты во всём разберёшься и примешь необходимые жёсткие меры.
– Жёсткие меры? – резко вскинулся он. – О чём ты говоришь? Какие жёсткие меры я должен принять?
Она отшатнулась от него.
– Ну, чего ты взбеленился? Откуда мне знать, какие меры тебе будут необходимы? Вот когда докопаешься до истины, тогда и будешь решать, что дальше делать, – Валентина опять надула губы. –
– Да не рявкаю я. Просто взвинчен, вот и получается грубо, – он шагнул к жене, обнял за плечи. – Не сердись на меня. И прости за резкость.
Она прижалась головой к его груди.
– Я не сержусь. Но я хочу, чтобы ты не забывал, что всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
Он погладил рукой её волосы.
– Хорошо, я буду помнить об этом.
Раннее утро дышало сыростью и прохладой. Ночью шёл сильный дождь. Об этом напоминали лужи и раскисшие колеи дороги, по которой понурая лошадь неторопливо тянула открытую повозку.
Томилин зябко огляделся по сторонам.
– Какая мерзкая погода, – проворчал он. – Сырость несносная.
Сидящий с ним рядом барон Панкратов резонно заметил:
– Слава Богу, дождь прекратился. Сие обстоятельство уже радует.
Он внимательно посмотрел на своего спутника.
– Не тужите, Пётр Викентьевич! Даст Бог – всё обойдётся.
Томилин с усмешкой покосился в его сторону.
– Что обойдётся, Алексей Модестович? И как обойдётся? Не утруждайте себя, друг мой. Я не нуждаюсь в утешениях.
Повозка свернула в лес и покатила между деревьями. Лапы елей то и дело касались рук и плеч седоков, гладили их щёки.
Возница обернулся и спросил:
– Не желаете сделать остановку, барин? Самое время помолиться. Негоже предстать перед Господом, молитву не сотворивши.
Томилин бросил на него хмурый взгляд.
– Что же ты, братец, хоронишь меня преждевременно?
– Так ить молитва – она завсегда всем полезна – и усопшим, и здравствующим. Да и Богу приятна. Глядишь, поможет он, защитит от пули. Так что, прикажете остановиться?
Пётр Викентьевич немного подумал, потом сказал:
– Нет, голубчик, не будем задерживаться. Поезжай без остановки. Не получится у меня нынче разговор с Богом. Душа не лежит к молитве.
– Ну, как знаете…
Возница опять повернулся вперёд и беззлобно хлестнул лошадь. Повозка побежала быстрее. Панкратов ещё раз взглянул на попутчика и мягко произнёс:
– Я полагаю, граф, что совет был разумным. Мужик правильно сказал: молитва поможет. Защитит ли от пули, не знаю, но душе равновесие вернёт.
Томилин не успел ответить. В голове вдруг послышался шум – непонятные, странные звуки, похожие на чей-то неразборчивый голос. Что ещё за бред? Он встряхнул головой, прогоняя наваждение. Но от резкого движения почувствовал острый приступ дурноты. Лицо исказила гримаса
– Простите великодушно, Пётр Викентьевич! – сказал он. – Впредь не стану досаждать вам своими поучениями.
Томилин сделал рукой успокаивающий жест.
– Нет-нет! Не вините себя. Так, пустое…
Вскоре они выехали на большую, просторную поляну. Там их уже ждали. На краю поляны стояла такая же открытая повозка, запряжённая парой лошадей. Будущий противник – Андрей Андреевич Ковалёв – сидел в ней и спокойно щёлкал семечки. Его секундант деловито расхаживал по поляне, выбирая удобное для поединка место.
«Противник! – угрюмо подумал Пётр Викентьевич. – А ведь мы с Андреем всегда были дружны. Почему же теперь нам предстоит стрелять друг в друга? Что произошло между нами?».
Он вдруг с удивлением обнаружил, что совершенно не помнит причины их ссоры, приведшей к дуэли. Что за чертовщина? Как такое может быть? Но он действительно ничего не помнил! Томилин стал лихорадочно припоминать события, случившиеся накануне, но странный, едва различимый голос продолжал звучать в его голове. Он досаждал, раздражал, не позволял сосредоточиться.
Секундант Ковалёва подошёл к вновь прибывшим.
– Господа, позвольте представиться: Шкловский Максим Захарович. Давайте обсудим детали. Каким оружием изволите драться? Я приготовил пару совершенно одинаковых «Лепажей». Ежели предпочитаете использовать своё оружие, то моя обязанность осмотреть его.
– Меня вполне устроит ваше, – сказал Томилин.
– В таком случае прошу следовать за мной. Осмотрите пистолеты и выберете один из них.
– В этом нет необходимости. Я полагаюсь на ваше слово.
– Это неразумно! – шепнул Панкратов. – Вопрос касается жизни. Позвольте мне это сделать.
– Не стоит, – отмахнулся Пётр Викентьевич. – Впрочем, как вам угодно.
Алексей Модестович ушёл осматривать дуэльное оружие. Шкловский задал следующий вопрос:
– Как изволите стреляться: по жребию или сходиться?
– Сходиться.
Сверху упало несколько капель. Томилин поднял глаза к небу. Оно было затянуто тяжёлыми свинцовыми тучами.
– Хорошая погода, – заметил Шкловский. – Очень подходящая для дуэли.
– Да, вполне подходящая.
– Предлагаю установить барьеры на десяти шагах, – сказал Максим Захарович. – Не возражаете?
– Нет.
– Позвольте взять вашу саблю.
Томилин вынул из ножен клинок и передал его Шкловскому. Затем спросил:
– Могу я переговорить с господином Ковалёвым?
– Это противоречит правилам, – возразил секундант противника.
– Мне необходимо задать ему всего один вопрос.
– Я спрошу Андрея Андреевича. Если он не возражает…
Шкловский направился к своей повозке и стал что-то говорить Ковалёву. Тот в ответ небрежно кивнул. Затем неторопливо выбрался из повозки. Томилин подошёл к нему.