Три солдата
Шрифт:
– Где? – Ходя поднялся, бросив на Эндрюса взгляд из уголков своих похожих на расщелины глаз.
– Снаружи, на улицах, в Париже, везде, где люди собрались под открытым небом и могут действовать. Что вы думаете о революции?
Ходя пожал плечами.
– Все возможно, – сказал он.
– Как вы думаете, они могут на самом деле свалить армию и правительство вот так, в один день?
– Кто? – вмешался Крисфилд.
– Кто? Народ, Крис, обыкновенные люди, вроде нас с тобой, которым йадоела вечная муштровка, которым надоело, что их топчут
– Вы знаете, что я сделаю, когда начнется революция? – вмешался Ходя. – Я пойду прямо к одному из ювелирных магазинов на улице Ройяль, набью себе полные карманы бриллиантами и вернусь домой.
– А какой в этом толк?
– Какой толк? Я зарою их здесь на дворе и буду ждать. Они пригодятся в конце. Вы знаете, к чему приведет эта ваша революция? К другому строю! А где есть строй, там всегда найдутся и люди, которых можно купить с помощью бриллиантов. Уж таков свет.
– Но они ничего не будут стоить. Только труд будет цениться.
– Увидим, – сказал Ходя.
– Ты допускаешь, Энди, что может быть революция и не будет больше армии? И нам можно будет ходить свободно, как будто мы штатские? Мне не верится. Таким людям, как мы, не сломить строя, Энди.
– Много систем уже пало в истории; это может случиться опять.
– Сейчас идет схватка с республиканской гвардией у Западного вокзала, – сказал Ходя безразличным тоном. – Зачем вам туда идти? Оставайтесь лучше в стороне. Полиция столько собак может из вас навешать…
– Дай нам две бутылки белого, Ходя, – сказал Крисфилд.
– А когда деньги?
– Сейчас. Этот парень дал мне пятьдесят франков.
– Так вы богатый? – сказал Ходя с неприязнью в голосе, поворачиваясь к Эндрюсу. – Не надолго хватит, если так шагать будете. Подождите здесь.
Он прошел в бар, осторожно закрыв за собой дверь. Вдруг продребезжал колокольчик, и вслед за этим послышались громкие голоса и топот ног. Эндрюс и Крисфилд на цыпочках вышли в темный коридор и долгое время стояли там в ожидании, вдыхая вонючий воздух, бивший в нос отсыревшей штукатуркой и прокисшим вином. Наконец Ходя вернулся с тремя бутылками вина.
– Ну, вы оказались правы, – сказал он Эндрюсу. – Они строят баррикады на авеню Маджента.
Какая-то девушка подметала лестницу. У нее были растрепанные волосы, выбивавшиеся из-под синего платка, завязанного под подбородком, и полное румяное лицо. Крисфилд притянул ее к себе и поцеловал, проходя мимо.
– Наша прислуга, – объяснил он Эндрюсу. – Я из-за нее чуть не подрался вчера со Слиппери…
Войдя в комнату вслед за Крисом, Эндрюс увидел человека, который сидел на подоконнике и курил. Он был одет в форму младшего лейтенанта; его обмотки сверкали ослепительным блеском, и курил он из длинного янтарного мундштука. Розовые ногти его были тщательно отделаны.
– Это Слиппери, Энди, – сказал Крисфилд. – мой старый товарищ.
– Вы что, сняли с себя форму? В высшей
– Мы достали выпивку, – сказал Крисфилд.
Слиппери вынул из кармана кости и медленно бросал их на пол у своих ног, каждый раз щелкая пальцами.
– Я у тебя свистну одну бутылочку, Крис, – сказал он.
Эндрюс подошел к кровати. Эл беспокойно ворочался: лицо его горело, рот судорожно кривился.
– Ну? – сказал он. – Какие новости?
– Говорят, строят баррикады недалеко от Западного вокзала. Будет дело!
– Боже мой, я так надеюсь. Боже мой, как я хотел бы, чтобы они здесь сделали как в России, – тогда мы были бы свободны. Мы, правда, не сможем некоторое время вернуться в Штаты, но зато здесь не будет полевой жандармерии, которая охотится за нами, как за преступниками… Я немного посижу и поболтаю с вами. – Эл истерически рассмеялся.
– Выпьешь глоток вина? – спросил Эндрюс.
– В самом деле, это, может быть, подкрепит меня. Спасибо! – Он жадно пил из бутылки, проливая немного на подбородок.
– У тебя и голова здорово поранена, Эл?
– Нет, царапина, кожа содрана… Похожа на сырой бифштекс, а? Был ты когда-нибудь в Страсбурге?
– Нет.
– Слушай, вот это город! А девушки в этих костюмах! Ах!
– Ты ведь из Сан-Франциско?
– Да.
– Ты не знал там одного молодца, с которым я познакомился в учебном лагере, Фюзелли?
– Фюзелли? Как же, да это мой лучший друг… Ты не знаешь, где он теперь?
– Я видел его в Париже два месяца назад.
– Ах, черт меня возьми! Боже мой, это замечательно! Так ты знал Дэна в учебном лагере? Последнее письмо от него я получил приблизительно год назад. Дэн тогда только что стал капралом. Он чертовски умный малый, этот Дэн, и очень честолюбивый, один из тех молодцов, которые всегда добиваются успеха. Боже мой, я не желал бы встретиться с ним в таком виде. Знаешь, мы часто виделись в Фриско, и он всегда говорил мне, что выйдет в люди раньше меня. Он был чертовски прав. Он говорил всегда, что я бабник… Честное слово, я пытался выбиться в люди в армии. Я делал все, что возможно. Но все, чего я добился, было спокойное место в полковой канцелярии. Но Дэн… Черт его знает, он, может быть, теперь вышел в офицеры.
– Нет, он не офицер, – сказал Эндрюс. – Напрасно ты вертишься, береги руку-то.
– К черту руку! Она скорее пройдет, если я забуду о ней. Видишь ли, я поскользнулся, когда они вдруг дернули вагон, в который я влезал, и… Хорошо еще, что не насмерть. Но когда я подумаю, что не сойди я с ума насчет этой девушки, я был бы уже теперь дома…
– Ходя говорит, что строят баррикады на авеню Маджента.
– Это значит будет дело!
– Никакого дела не будет! – закричал Слиппери. – Один танк и несколько шершавых сенегальцев так погонят ваших проклятых социалистов, что они будут бежать до самого Дижона. Вам, молодчики, надо бы быть поумнее.