Три страны света
Шрифт:
– Пожалуйте-с, – говорила она, – дома-с, дома! у нас сегодня праздник.
Все с любопытством обратились к двери: скоро показалась маленькая фигура горбуна. Он весь необыкновенно блестел: все платье на нем было новое, волосы с легкой серебристой проседью, сильно напомаженные, лоснились. Горбун подошел к руке Полиньки, которая очень удивилась его появлению и вопросительно смотрела на Кирпичову. Кирпичова утвердительно мигнула ей, и Полинька подала ему руку и слегка коснулась губами его лба. Он побагровел, и лицо его дергалось. Вынув из кармана сафьянную маленькую коробочку и почтительно подавая ее Полиньке, горбун скоро проговорил:
– Я
– Ах, боже мой! мое колечко!
И Полинька вспыхнула… Она не верила своему счастью. Ровно год, как подарил ей Каютин это кольцо. Сильно грустила по нем Полинька и думала, что если б оно было на ее пальце, то ей легче было бы переносить разлуку с Каютиным. Теперь она не находила слов благодарить горбуна и смотрела на него с такою благодарностью, что он, как бы поняв ее, протянул ей руку. Она крепко пожала его уже старую руку своей беленькой, нежной ручкой, которую он поспешил поцеловать, и на этот раз Полинька напечатлела крепкий поцелуй на его щеке. Лицо его опять передернулось, и было что-то страшное в его больших, горящих глазах, устремленных на Полиньку.
Ничего не помня от радости, она любовалась своим колечком, которое уже красовалось на ее пальце.
Башмачник с жадностью следил за движениями Полиньки. Ее улыбка отражалась, как в зеркале, на его лице. Но вдруг он задумался: ему пришла мысль, зачем он тоже не подошел к руке Полиньки, и бедный башмачник мысленно проклинал свою застенчивость и завидовал горбуну. Горбун, раскланявшись с присутствующими, сел у стола.
– Не угодно ли чашку кофе? – спросила Надежда Сергеевна, видя, что Полинька слишком занята кольцом.
– Ах, извините, я забыла! сейчас!
И Полинька налила чашку и хотела подать горбуну; но вдруг рука ее задрожала, чашка упала и пролилась. С криком кинулась она к двери, в которой появился почтальон, с письмом.
– Здесь госпожа Климова? – спросил он басом.
– Я…. мне…
И Полинька выхватила у него письмо, дрожащими руками распечатала и стала читать; довольная улыбка, полная спокойствия и счастья, в одну минуту разлилась по ее красивому личику. Все внимательно глядели на нее; Надежда Сергеевна спросила:
– От него?
– Да! да! – весело отвечала Полинька, не отрывая глаз от письма.
Горбун насмешливо глядел на Полиньку.
– Вы прежде десять-то копеек почтальону отдайте, – сказал Доможиров, мешая ей читать, – а уж потом читайте. Ведь вот дождались-таки и еще письма, – мало одного было!
И он расхохотался.
– Сейчас, сейчас! – с досадою отвечала Полинька, продолжая быстро читать письмо.
Башмачник вынул из своего белого жилета десять копеек серебром и подал почтальону.
– Благодарствую! – басом крикнул почтальон и оставил комнату.
Глава III
Поступок горбуна расположил в его пользу даже недоверчивую Надежду Сергеевну. Впрочем, горбун сначала не часто ходил к Полиньке и даже не всегда являлся на приглашения.
Полинька не скучала с ним, его рассказы, то страшные, то веселые, сокращали время, которое без Каютина казалось ей слишком длинным. Наступили бесконечные зимние вечера, и Полинька часто сама упрашивала
Горбун умел так хорошо поставить себя в ее маленьком обществе, что примирил с собой всех. Он при случае льстил с такою искренностью, что нельзя было не верить ему, – с Полинькой же обходился очень просто, при посторонних не пропускал случая сделать ей наставление и вообще принял с ней тон отца. Случалось, и то очень редко, он делал ей подарки, но всегда незначительные; когда же она отказывалась, он с грустью говорил:
– Палагея Ивановна, у меня нет дочери, которую я мог бы любить и баловать.
С хозяйкой дома он также сдружился. Они беседовали иногда по целым часам; но их трудно было понять: неоконченные фразы дополнялись улыбками, выразительными жестами и прищуриваньем глаз. Горбун заметно худел; что-то тревожное проявлялось в его движениях и взглядах. Иногда он приходил одетый очень тщательно; его прекрасные вьющиеся волосы блестели, и в комнате при его появлении распространялся запах нежных духов. Зато бывали дни, когда он являлся нечесаный, небритый, с глазами впалыми и блуждающими. Его движения были порывисты и судорожны; он больше молчал, а если говорил, то слова его отзывались такою желчью и горечью, рассказы были так мрачны, что По-линька в такие дни боялась его.
Так прошло много времени. Наступила весна.
Уже несколько дней сряду горбун ходил как потерянный: то нападали на него припадки исступленной веселости, то вдруг брови его хмурились, он смотрел угрюмо и молчал. С некоторого времени он уже постоянно посещал Полиньку каждый вечер, а если не заставал ее, то дожидался, расхаживая по Струнникову переулку.
Было около осьми часов вечера; девица Кривоногова сидела перед столом и гадала: сложив свои масляные руки на животе, она глядела на разложенные карты и кого-то энергически бранила. Это занятие до того поглощало ее внимание, что она не заметила прихода горбуна. Мрачный, нечесаный, он стоял перед ней и вслушивался; лицо его было бледно, и злая улыбка дрожала на его синих губах.
– На кого вы это сердитесь? – спросил он с усмешкой.
Хозяйка вздрогнула, вскочила и с удивлением смотрела на горбуна.
– Ну, о чем гадаете? а?
– Как вы тихо вошли: я и не слыхала!
– Еще бы вы громче бранились!
– Да что, прости господи, чего только ей не лезет! посмотрите!
И хозяйка указала на карты.
– Эва! свадьба, нежданное богатство, деньги, пиковый король крепко думает о ней, перемена… тьфу!
Хозяйка в негодовании плюнула; но вдруг лицо ее просияло.