Три судьбы
Шрифт:
– Еще больше монголов прибыло! Тысяч пять уже точно есть, - сообщил присутствующим боярин.
– Ну, что делать будем? Есть у кого какие мысли? Охранные полки, приданные для сопровождения посольства, растянулись. Как мне донесли на днях, только сотни две стрельцов во главе со Шмаленбергом добрались до Удинска, еще три сотни казаков с полковником Скрипицыным - в Ильинке, тоже окружены монголами. Сколько-то людей есть в Иркутске, но большая часть находится в Енисейске, Рыбинске и Братске, сюда нескоро доберутся. Пушек в остроге, как я знаю, вообще нет? А с порохом как?
Выяснилось,
Острог, в принципе, неплохо укреплен - башни по углам рубленые, в восемь сажен высотой. Стены в пять сажен из двойного ряда вертикальных бревен, в середине камнями и землей забиты. Под стенами - ров глубокий, дальше несколько рядов рогаток. Но для монголов все это не могло быть серьезным препятствием, тем более что на стороне неприятеля дозорные заметили и несколько пушек. К тому же хорошего командира, имевшего хоть какой-нибудь опыт руководства в серьезных военных действиях, не нашлось на нашей стороне ни одного, включая самого царского посла. В общем, положение выглядело безнадежным. Гонцы за помощью в Иркутск высланы, но до подхода дополнительных сил, если их не разобьют по дороге, в любом случае, пройдет не меньше месяца.
– Прямо скажу. Острог, судя по всему, нам не удержать. С горсткой людей против такой силы не выстоять. И... В общем, это не просто плохо. Лукавить не буду. Из Посольского приказа мне донесли, что из рассказов разных служилых и вольных людей следует одно - китайский император Канси готовится к большой войне с нами. Хотят они все земли, которые им в старые времена, при династии Мин, дань платили, снова под свою руку прибрать. Нынешний набег Тушету-Хана - проба сил, если смогут они остроги Селенгинский да Удинский взять, вся армия Поднебесной придет сюда, Иркутску и Братску тогда тоже не устоять. Все братские и лесные люди к Китаю перейдут, силу они уважают. Но, если сможем остановить монголов, император китайский серьезно подумает - стоит ли ему на север поход делать. Придется, похоже, здесь нам всем костьми лечь. Пару недель бы нам здесь продержаться, тогда, может, хоть Удинск устоит. Конечно, если подмога успеет к нему подойти...
...
Морозное солнце стояло невысоко и прямо на полудне. Два ворона медленно пролетели вдоль реки, видимо оценивая - когда же, наконец, люди начнут убивать друг друга, и появится добыча. Шел пятый день осады. Монгольское войско неспешно, но размеренно и со знанием дела, готовилось к штурму. Повсюду, насколько было видно, шевелился необозримый людской муравейник. Сверху хорошо различалось - как готовят лестницы, строят и обшивают боевые повозки с бойницами для луков, сооружают катапульты. Сплетенные из тальника толстые щиты, обмазанные глиной и установленные на
Головин, еще больше помрачнев после осмотра диспозиции, спустился во двор и размашисто зашагал к избе, где его разместили. Двое стрельцов едва поспевали следом. Заворачивая за угол, боярин лоб в лоб столкнулся с плохо одетым, худым, но рослым стариком.
– Куда прешь, скотина! Не видишь, - кто идет?!
– раздраженно рявкнул Головин.
– Виноват, боярин! Нечаянно вышло!
– сняв шапку, склонил голову незнакомец. Голос его, тем не менее, звучал без излишнего подобострастия.
– Кто таков? Как звать?
– Ссыльный я. Дёмкой кличут, - с опущенной головой, ответил провинившийся.
– Откуда будешь? За что сослали?
– думая о своем, машинально продолжил расспрос Головин, потирая ушибленную скулу.
– С Украины, с Глухова я. Государственный преступник.
– Ладно, иди! И не попадайся на пути, смерд, коли батогов не хочешь!
– Головин уже сделал было пару шагов в сторону, но тут до него начало доходить.
– А ну, стой!! Ты кто будешь? Отвечай! Дёмка... С Глухова!? Демьян, что ли? Ты что - гетман?!
– Да, боярин. Демьян я, Игнатов сын, по прозвищу Многогрешный. Было дело, когда-то выбрали меня люди гетманом Украины. Сослан на вечное поселение, - старик выпрямился и спокойно, с достоинством, посмотрел прямо в лицо Головину.
Оторопевший боярин глядел во все глаза на легендарного казачьего полковника, а впоследствии и гетмана, слава про боевые подвиги которого, еще в молодости Федора Алексеевича, гремела от Дуная до Волги.
– Так! Что ж, пошли со мной, Демьян Игнатьевич, разговор серьезный есть!
...
Собранные Головиным представители острожной администрации находились в недоумении и перешептывались - что такое срочное могло случиться? Боярин, меряя большими шагами тесноватое помещение приказной избы, молчал, заложив руки за спину. Наконец, кликнув в дверь и повернувшись к остальным, сказал:
– Не знаю как у Вас, милостивые государи, но у меня появилась надежда на благополучный исход нашей предстоящей компании. Позвольте представить: командующий обороной Селенгинского острога, бывший гетман, а ныне воевода, Демьян Игнатьевич Многогрешный, прошу любить и жаловать! Именем государей наших, Иоанна и Петра Алексеевичей, данной мне властью назначаю его главным по всем воинским вопросам в остроге. С этого момента всем, без исключения, беспрекословно выполнять все его указания! За любое неповиновение прикажу немедленно сечь головы!
...
За несколько последующих дней оборонительные позиции Селенгинского острога преобразились и окрепли. Внутри, напротив главных ворот, поднялись новые рубленые стены с двумя башнями с бойницами. Несколько изб раскатали по бревнам, укрепляя дополнительным частоколом и рогатками самые опасные направления. В кузнецких мастерских кипела работа - ковались наконечники стрел и копий, гнулись и затачивались "чесноки" - шипастые рогульки, насквозь протыкающие ногу человека или копыто лошади. Чесноком густо засыпали все подходы к крепости. Изготовили и с десяток камнеметных машин. На стенах складировались горы битого льда и камней.