Три влечения Клавдии Шульженко
Шрифт:
Я обожаю рыться в архивах, отыскивая документы, что писались по горячим следам, а не много лет спустя в угоду современности. В листах, не обязательно пожелтевших, сохраняются детали, которые, на мой взгляд, говорят о прошлом больше, чем глубокомысленные рассуждения. Ведь, как сказал кто-то из великих: «Без общего я могу обойтись, без деталей – никогда!»
Вот пример, кстати. Это официальный отчет «О деятельности Фронтового джаз-ансамбля в 1944 году». Подписан он директором коллектива Исааком Михайловичем Руммелем, работавшим с ним с довоенных лет.
Гастрольный график посланных на «откорм» артистов был более чем напряженным. 18
Вот еще интересная деталь: 1 февраля зачислили на должность «пианиста-концертмейстера композитора товарища Строка О.Д.». Это случилось в Алма-Ате.
Клавдия Ивановна рассказывала: «Когда к нам за кулисы пришел человек в потертой одежде, с бахромой на рукавах, худой и как нельзя бледный, мы решили: «Кто-то из блокадников, никак не приходящий в себя». Но человек представился: «Я – Оскар Строк. Мыкаюсь без работы».
Боже, тот самый композитор, танго которого «Черные глаза» я слушала еще в юности, песни которого пел запрещенный Петр Лещенко, чьи подпольные пластинки украшали не одну вечеринку! Заполучить живого Строка казалось невероятным – ну, как встретить инопланетянина.
Оскар Давыдович тут же получил обильный паек, рабочую карточку и приступил к своим обязанностям. Делал для оркестра инструментовки, написал несколько фокстротов, а для меня сочинил замечательное танго «Былое увлеченье».
К сожалению, когда мы из Средней Азии вернулись в Москву, он уволился. Очевидно, наше продолжавшееся кочевье – из Иванова в Вологду, из Вологды в Ленинград – было ему не по душе».
Зрители восторженно принимали Шульженко. И пресса не отставала от них. «Работа во фронтовых условиях, тесное общение с фронтовиками помогли отшлифовать свое мастерство, найти новую строгую исполнительскую манеру, – писала газета «Заря Востока». – Популярную на флоте прекрасную песню В. Соловьева-Седого «Вечер на рейде» К. Шульженко исполняет с той большой сердечностью и простотой, которая не может не тронуть слушателя. Шульженко поет эту песню так, как поют ее наши моряки – от души… Строгость музыкального вкуса, забота о подлинной простоте и сердечности исполнения выгодно выделяют Шульженко среди многих исполнительниц жанровых песен».
В поездке Шульженко начала репетировать новые песни, написанные В. Соловьевым-Седым.
Композитор, побывав на представлении «Городов-героев», зашел к Клавдии Ивановне за кулисы, поблагодарил ее за «Вечер на рейде» и пригласил, когда она сможет, посетить его.
– Мы ведь с вами соседи. Я живу в той же гостинице, где и вы, – «Москве», только двумя этажами выше.
«Мы пришли к нему чуть ли не на следующий день, – рассказала Шульженко. – Василий Павлович угостил нас, мы выпили «за успех», а когда он сел к роялю, я не удержалась и спросила, отчего у него перебинтованы пальцы обеих рук.
– Вы уж извините меня, если буду «мазать», – сказал он. – Руки я обморозил на фронтовых концертах. Вроде бы и немного, а вот забинтовали, как раненого.
Он сыграл нам несколько
– Настроения сейчас меняются. Люди верят: победа не за горами. Надо же дать им возможность и улыбнуться, и представить время, когда солдаты приедут домой. Вон Витя Гусев уже настрочил сценарий «В шесть часов вечера после войны». Комедийный, заметьте.
Все три песни, что дал Василий Павлович, я довольно быстро приготовила».
Шуточная «Ягода» по форме была традиционной, напоминавшей довоенные подвижно-бодрые фокстроты типа «Андрюши». «Игровой» текст (стихи Н. Винникова) позволял актрисе изобразить задорную девушку, ждущую возвращения любимого в фронта.
Этими же настроениями была проникнута и другая песня – «Не тревожь ты себя, не тревожь».
Шульженко уловила особенность стихотворения Исаковского – соединение серьезного разговора о любви с шуткой. Осуществить подобный синтез было нелегко. В музыке Соловьева-Седого, доходчивой и легко запоминающейся, подчеркивалась лишь одна сторона текста: сдержанная страстность неторопливого монолога героини.
Благодаря мастерству певицы, сумевшей интонационно передать иронию и юмор, песня стала одной из лучших в ее репертуаре. Критик А. Сохор справедливо заметил: «Своими достоинствами и даже некоторыми недостатками песня «Не тревожь ты себя» заставляет вспомнить русские бытовые романсы первой половины девятнадцатого века, с которыми ее роднят также и отдельные интонации (можно, например, заметить связь между первой фразой и началом романса Гурилева «На заре туманной юности»), и вальсовый ритм… Соловьев-Седой выступает здесь в качестве продолжателя традиций одного из самых популярных и жизненных жанров русской музыки».
Трудности, с которыми столкнулась исполнительница в новой песне В. Соловьева-Седого «Россия» (стихи В. Дыховичного), были иного рода.
Репетируя песню в ансамбле, Шульженко почувствовала несоответствие джазового аккомпанемента характеру произведения. Строгий, почти эпический рассказ о «матушке-России», ее косых дождях не ложился на ритмическую канву, вступал в противоречие со звучанием оркестра. Разученная с пианистом песня после перенесения в джаз заметно проигрывала. Тогда и пришла Шульженко мысль исполнить «Россию» в сопровождении только фортепиано. Но товарищи настояли на отказе от эксперимента: «Петь под рояль! Это не консерватория, а эстрада! Да и что в таком случае делать оркестру – сидеть сложа руки?» И исполнение этой песни пришлось отложить. На время.
Ритм, ставший обязательным для джаза, мешал исполнению некоторых других произведений. Это чувствовалось в новых вещах, стало явным и в «старых»: насыщенно-джазовое сопровождение утяжеляло лирическую песню «Мама», делало ее сугубо танцевальной, что не соответствовало песне, по характеру приближавшейся к романсу. Шульженко попросила облегчить инструментовку, но это была полумера.
Сомнения, возникшие случайно, неожиданно укрепились во время репетиций новой программы летом 1944 года.
Программа эта была предназначена прежде всего для показа на смотре советской эстрады, который Комитет по делам искусств решил провести в московском «Эрмитаже». «Цель смотра, – писала газета «Литература и искусство», – продемонстрировать творческие успехи, одержанные в трудных условиях военного времени».