Три влечения Клавдии Шульженко

Скороходов Глеб

Далее события развиваются по известной канве.

Грабителем оказался Костя Мигуцкий (В. Коралли) – сын кулака, действующий в союзе с нэпманом-парикмахером (В. Чумаченко). Мигуцкий натворил много черных дел: он пробрался в комсомольскую бригаду, совершил подлог, оклеветал честного человека, нагло ухаживал за чужой невестой, пытаясь соблазнить ее. Счастливая случайность помогает Вере разоблачить врага. Ваня возвращается в бригаду – влюбленные снова вместе. Таков оптимистический финал драмы, чуть не ставшей трагедией.

И все же

характер Веры в этой сюжетной схеме был выписан достоверно. Имя героини звучало в фильме символично. Вера ломала привычные правила игры и действовала вопреки девизу «коллектив всегда прав», она верила в любимого. Ей чужда и непонятна та легкость, с которой недавние друзья бригадира объявляют его врагом, она протестует против жестокости, с которой они, не выяснив толком, в чем дело, изготовляют чучело еще вчера уважаемого всеми работника, чтобы выставить его на позор. В экранной жизни героини Шульженко читалась мысль, ставшая главной для всего фильма, – о праве любви на самостоятельные решения, о чуткости, товариществе.

Но едва начались съемки, как дирекция «Ленкино» (белорусская студия «Белгоскино» снимала свой фильм на ее базе) заявила: все звуковые установки заняты, и «Кто твой друг?» будет выпущен только в немом варианте.

Дунаевский, который завершал работу над музыкой к ленте Корша-Саблина «Первый взвод», сразу же подошел к Клавдии Ивановне:

– Не горюй, Кунечка, у нас еще все впереди. А с Коршем не поспоришь. В вашей картине – любовь и страсти, а у него Первая мировая, рост революционного сознания солдат! Как тут без звука обойдешься.

Лишенная привычной зрительской аудитории, актриса оказалась один на один с глазком объектива, следящим за каждым ее движением. Фильм, насыщенный крупными планами, требовал перестройки манеры игры, умения передать состояние своей героини так, чтобы зритель без слов мог распознать чувства, владеющие ею. Все это было внове. Плюс к тому же обстановка на съемочной площадке, сам процесс съемок с остановками по техническим причинам в самый разгар сцены – все это порой вызывало отчаяние, неверие в собственные силы.

Помог режиссер. Михаил Александрович Авербах, несмотря на свой возраст, был опытным кинематографистом. Его умение ставить четкие задачи, его обычай тщательно репетировать эпизод до начала съемки оказались как нельзя кстати.

Помогли и товарищи по работе. Например, Н.К. Черкасов, тоже делавший в кино первые шаги. В фильме «Кто твой друг?» ему достался персонаж эпизодический – милиционер.

«Николай Константинович поражал меня умением работать на съемочной площадке, мгновенно включаться в роль, – вспоминала Шульженко. – Вот только что мы разговаривали на бытовые темы, он заботливо спрашивал, как мой первенец, но звучал сигнал режиссера, и Черкасов на глазах превращался в стража порядка.

Про своего героя он знал все. Иногда вдруг начинал со мною разыгрывать «этюды».

– Ну вот как ваша Вера будет разговаривать со мной – милиционером,

если я, например, снял ее с подножки трамвая? – спрашивал Черкасов, улыбаясь.

Я охотно принимала игру и стремилась всеми способами разжалобить неприступного милиционера, чтобы не платить штраф. Ссылки на отсутствие денег, на собрание в ячейке на него не действовали. «Платите или пройдемте», – твердил невозмутимо он. Когда же я сказала, что спешу к ребенку, каменное лицо Черкасова смягчалось:

– Ладно, идите. Только смотрите, чтоб в следующий раз ваш ребенок не остался сиротой.

Все это было точно в характере его роли.

Он замечал мое волнение перед съемкой – то волнение, которое мешает актеру, сковывает его, он старался ободрить меня и шутил:

– Зачем волноваться и трусить, если еще неизвестно, что с этой сценой будет дальше?! Вот я сыграл во «Встречном» и заметьте – тоже милиционера. Волновался, старался – все хвалили, а когда смотрел фильм, мой герой так и не появился на экране. Его вырезали при монтаже – не вмещался!

При этом Черкасов так заразительно смеялся, что все мои страхи улетучивались».

Дунаевский еще раз заглянул в павильон к Авербаху, когда там шла съемка лирического эпизода: Шульженко сидела на берегу реки и страдала от измены любимого.

В перерыве он подошел к ней:

– Вот на берегу ты и пела бы грустную песню, как трудно жить без любви и как легко от любимого получить полную меру горя и страдания. Но я уже уговорил Корша: следующий его фильм будет более человеческим. Не хуже «Пастуха из Абрау-дюрсо» – к нему я уже написал музыку и твою песню туда вставил. Извини, но ничего другого не приходило в голову. А мы с тобой в кино еще поработаем!

Кто знал, что вторая встреча с Шульженко, уже на «Мосфильме», будет только через два десятка лет.

Но до этого были и другие.

* * *

В мае 1950 года в журнале «Советская музыка» появилась статья Дунаевского «Наши друзья», посвященная тем, кто дает жизнь песне.

Заметив, что оперные солисты редко обращаются к советской песне, а то и вовсе пренебрегают ею, Дунаевский писал: «На другом краю советского исполнительского фронта находятся наши выдающиеся, популярные эстрадные исполнители, такие, как Л. Утесов и К. Шульженко, возглавляющие большую группу артистов так называемого индивидуального вокального жанра.

Установив в былое время свой исполнительский стиль и манеру, Шульженко за последние годы многого добилась в стремлении поставить свое незаурядное исполнительское дарование на службу современной теме. Много интересного артистка внесла в исполнение советской песни. Долг советских композиторов – помочь своим творчеством таким благородным поискам и стремлениям. Руководство эстрады обязано шире привлекать авторов к написанию специальных произведений для эстрадных мастеров с ярко выраженным индивидуальным исполнительским дарованием».