Три времени Сета
Шрифт:
Конан оглянулся. Рыжий тыкал пальцем в седло и довольно хихикал.
— Что еще?
Подойдя ближе, киммериец обнаружил, что с правой стороны, там, где во время пути находилось колено рыжего, к седлу был приторочен небольшой мешочек; ощупав его, Конан пришел к приятному выводу, что в мешочке явно хранилось кое-что полезное. Ухмыльнувшись, он рванул его и, погремев над ухом талисмана монетами, вернулся к воротам. Вот и еще одну удачу принес ему рыжий: бедный Веселый Габлио нынче вряд ли будет как-то особенно веселиться, ибо вместе с лошадью он потерял и деньги, и даже его неописуемая красота не вернет ему хорошее настроение. «Поделом!» — тут же нахмурился Конан, припомнив, что щедрость толстого
Киммериец смачно сплюнул на землю, и словно в ответ ему открывавший ворота стражник сплюнул тоже, только на свою сторону.
— О-о-о! Ранние гости! — сипло затыкал широкий в бедрах, но узкий в плечах начальник стражи. Красноречиво вытянув длинную руку, будто созданную для отъятия денег — с плоскими пальцами, с ямкой на ладони, — он поцокал языком, одобряя рост и стать варвара.
— Сколько? — спросил Конан, развязывая мешочек Веселого Габлио.
— По три, — пожал плечами страж города.
Не споря, киммериец заплатил. Затем он вновь забрался на буланую и тем же способом, что и раньше, поднял и усадил впереди себя рыжего. На тонких губах талисмана блуждала счастливая, хотя и несколько растерянная улыбка. Он не был в Мессантии шесть лет, и теперь неясное сердце его трепетало от предвкушения встречи с родными местами.
— Хей, северянин! — окликнул Конана один из стражников.
— Ну?
— Ты бы купил своему парню штаны, а то наши девки его живого не выпустят!
— Зацелуют! — взвизгнул другой.
Под громовой хохот шутников спутники въехали на главную улицу Мессантии. Обозленный Конан молчал, отворачиваясь от виноватого взгляда Висканьо, который и в самом деле на фоне городского пейзажа выглядел нелепо с голыми ногами. Но через два поворота настроение варвара резко улучшилось: на углу узкого переулка он заметил яркую вывеску, возвещавшую о тон, что здесь находится трактир под милым названием «Искалеченный в боях Свилио»; под кривыми буквами так же криво была нарисована черная бутыль, из горлышка коей вытекало что-то красное. Более впечатлительному человеку сие живо напомнило бы шею, только что лишенную головы, но Конану такое и на ум не пришло. Красное он принял именно за то, что и рисовал художник, то есть за вино. Зато Висканьо оказался тем самым впечатлительным человеком — скорчив недовольную мину, он издал звук, призванный показать, что его сейчас вырвет, и рукою зажал себе рот. Киммериец и на это не обратил никакого внимания. Стащив рыжего с лошади, он подтолкнул его к двери трактира, а сам принялся привязывать буланую к кольцу в стене.
«Искалеченный в боях Свилио» внутри сиял чистотой. Закрытый, видно, только перед рассветом, он еще хранил тяжелый пьяный дух, но столы были вымыты, пол подметен, и сонный слуга в свежем переднике стоял у входа, готовый к приему новых посетителей. Конан с Виви оказались первыми.
— Тащи все что есть, — на ходу бросил варвар слуге, направляясь к столу у самого окна.
Отсюда он отлично мог видеть всякого, кто проходил по улице, и всякого, кто входил в трактир. Здесь, в Мессантии, в этом не было особенной необходимости, но за время службы в наемной армии Илдиза Туранского он привык занимать в тавернах и трактирах только такие места — у окна и спиной к стене. Тогда по Аграпуру ползало немало швали, жаждущей раскроить киммерийцу череп, ибо немало было и тайн, кои хранились внутри этого черепа…
Виви, усаживаясь напротив хозяина, с трудом сохранял неторопливость движений. Душа его ликовала. Ему ужасно хотелось подпрыгивать, озираться вокруг, беспричинно хохотать и болтать разные глупости, и лишь присутствие Конана удерживало его от подобного легкомысленного поведения.
Никогда прежде не приходилось рыжему
Слуга, проворно перебирая кривоватыми короткими ногами, натащил на их стол всевозможных яств, а самую середину украсил полдюжиной бутылей белого вина — лучшего, как почтительно пояснил он благородным гостям. Он уже собирался снова занять свое место у входа, как тут Висканьо величественным жестом остановил его.
— Скажи-ка, приятель, — важно начал он, стараясь не замечать скептической ухмылки парня, — что это за храбрый Свилио, искалеченный в боях?
— Старший брат моего хозяина, — с небрежным поклоном ответствовал тот, и взор его скользнул по голым ногам рыжего. — Десять лет назад его сухопутный отряд посадили на корабль и отправили к берегам Зингары. Там-то и схватились они с проклятыми кордавскими псами. Трижды начинали атаку наши, и трижды вонючие ублюдки, но победа не досталась никому.
— Да, победа — девица своенравная, — философски заметил Виви. — И что же дальше?
— Ничего такого интересного, — пожал плечами слуга. — Свилио вернулся без руки, и с головой у него теперь не в порядке… А почему ты спрашиваешь, гость нашего города?
— Не нравится мне название вашей норы, — брезгливо сморщив длинный нос, ответил Висканьо. — И я не гость, а…
— Помолчи, — рыкнул Конан, который с начала сей увлекательной беседы спокойно поглощал кусок за куском. — А ты, криволапый, возьми пару монет и принеси для него штаны.
— Какие, господин мой? — На этот раз слуга изогнулся в настоящем, низком и подобострастном поклоне. Варвар произвел на него неизгладимое впечатление своим огромным ростом, буграми литых мышц и грубыми чертами лица, сплошь покрытого давними шрамами.
— Любые. Хоть свои собственные.
— Но я, как господин мой очень тонко заметил, милостивым Митрою наделен ногами кривыми и короткими, а твой юный друг…
— Прах и пепел! Много болтаешь! Мой юный друг обойдется и короткими штанами. Волоки скорее!
Слугу как ветром сдуло. Виви, который при слове «друг» покраснел от удовольствия, хотя оно и было произнесено киммерийцем с насмешкою, едва не заплакал от прилива благодарности. После купца, пожелавшего быть ему отцом, никто и никогда не заботился о маленьком талисмане. Даже Красивый Зюк, отлично осведомленный о его волшебном даре, не стал бы беспокоиться о штанах для него. Скорее, он накупил бы десяток для себя, и Виви не посмел бы даже в душе укорить его за это. А Конан… Впрочем, кажется, Конану просто противно ходить по городу с полуобнаженным, да еще рыжим спутником, только и всего. От этой мысли Висканьо стало грустно. Да, он все-таки зарвался, воображая, что киммерийцу есть до него какое-то дело… Подавив вздох, рыжий осторожно взял с блюда толстый, с его ладонь, розовый кусок ветчины, и утрамбовал его во рту, чтобы сразу отправить следом второй. Когда появился слуга со штанами в руке, на столе уже было совсем пусто, если, конечно, не считать костей, шкурок, огрызков и скорлупы. Из полдюжины бутылей осталась одна; остальные валялись в разных углах зала, пущенные сильной рукой киммерийца. Слуга принял довольно щедрую плату за все, принес по требованию варвара еще пару бутылей и кинулся к двери встречать следующих посетителей.