Три яйца, или Пистолет в задницу

Ханинаев Виталий

у друзей да у подруг

под веселый песен звук.

У московского у франта

за душою нет ни франка,

но в душе его большой

вы найдете грусть и боль.

К черту шмотки, выпьем водки,

выпьем водки, дни коротки.

Но еще короче ночь!

Ты со мною спать не прочь?

Лунной ночью, лунной ночью

с ученицею порочной

у друзей да на виду

заглушу свою беду.

Был, не правда ль, чудный вечер?

Обними

меня покрепче.

Ты меня ласкай, ласкай.

Исчезай тоска, тоска.

А наутро тих будто.

Что так муторно и мутно?

Ухожу я от друзей

к жизни будничной своей.

Ждут меня дела, заботы,

сослуживцы по работе,

ждут бумаги, ждут счета,

лишь не ждут мои лета...

Я напьюсь на буйной пьянке

на родимой на Таганке

у друзей да у подруг

под веселый песен звук.

31 июля 1982

ГАДАЛКА

Я летом отдыхал на Юге,

купался в море, загорал,

и по жене, как по подруге,

я очень сильно тосковал.

Цыганка как-то мне гадала,

она взглянула на ладошку

и, усмехнувшись, мне сказала:

"Твою жену сейчас ... как кошку".

Я было чуть не "двинул кони".

Цыганка молвит: "У мужей,

ты не печалься, на ладони

штрихи бывают похужей".

И улыбнувшись виновато,

заметив, что я попритих,

она добавила: "Женатый

всегда имеет этот штрих".

14 августа 1982

* * *

Я жил всегда на грани фола,

спонтанно, движимый судьбой.

Но даже в рамках произвола

старался быть самим собой.

Я, может, многое не сделал,

звезд, может, с неба не хватал.

Но, совмещая душу с телом,

я низко никогда не пал.

Поддавшись ветреным порывам,

я понял, в чем судьбы каприз.

Жизнь привела меня к обрыву

и указала путь мне вниз.

23 августа 1982

МОЕ ЗЕРКАЛО

(монолог молодого тунеядца)

В зеркало стены кирпичной

на ногах в земле без почвы

я смотрел после "Столичной"

взглядом вялым и непрочным.

Я оставил за стеною

женщину - гетеру ночи

и, теперь, блюя слюною,

вспоминал о ней и прочем.

Вспомнил детство золотое,

трезвость и ученость папы,

друга сердце разбитное

и под майонезом крабы.

Вспомнил девочку из школы,

третья парта у стены той,

за которой с биксой голой

развлекался, вдрызг обпитый.

Та же девочка исчезла

с моего да с горизонта,

села в самолета кресло.

Задержать ее -

без понта.

Бикса голая за стенкой,

разновидность блудной девки,

в стенку тыкала коленкой

и рыгала без издевки,

как положено ей, блудной,

прошмаленной до отказа,

промышлявшей беспробудно

телом в поисках экстаза.

Я ничем ее не лучше,

ту я продал, эту предал,

третью мучал и замучал...

Пил и спал - такое кредо.

Не любил родных и близких,

уважал, ценил, не боле,

нервы их менял на "виски",

жил, не чувствуя их боли.

В отражении зеркальном

я увидел проблеск смерти.

Женщина смешком нахальным

все испортила мне, стерва.

Я дыхнул в зеркальный спектр

да дыхалкой спиртовою,

моей жизни сальный вектор

стал сосиской налитою.

Я не помню своих близких,

я забыл все институты,

я тягаю с биксой "виски"

и другие атрибуты.

У меня нет сил на дело,

на приличные заботы,

я беру девичье тело

и веду свои работы,

свои вздорные потуги

и позорные интриги...

Я в объятиях подруги

всем показываю фиги.

Как сметана я разбавлен,

как сивуха я разболтан,

я задавлен и подавлен,

как в моче, я в чем-то желтом,

в чем-то грязном, в чем-то мерзком,

а в чем точно, не пойму...

Б... откинув жестом резким,

я пошел, пошел во тьму.

Нахабино. 11 сентября 1982

ЗВОНОК ИЗДАЛЕКА

Я издавна

звоню любимой,

сойдя с перрона.

Как это много:

голос родимый

по телефону.

Как это мало:

ласковый голос

в скрипящей трубке.

Вот ты пропала.

Холод и голод.

Где твои губки?

Буду не скоро,

чудик мой милый,

как это долго.

Как это тяжко.

Снова в работе.

Чужие двери.

Верь мне, дурашка.

Помни, мой котик,

я тебе верю.

Постные рожи

у бюрократов

и боссов грузных.

Знаешь, хороший,

нет тебя рядом. Как это

грустно.

Плачет твой мальчик,

плачет и стонет,

хочет тебя.

Не злись, мой зайчик,

моя лопотуня.

Это любя.

Ну не сердись же,

знаешь, как трудно,

я же терплю.

Ну улыбнись же,

я рядом будто,

я же люблю.

27 сентября 1982

* * *

Город Нальчик - мой город родной.