Три закона Дамиано
Шрифт:
– Весь хрусталь вчера разбили.
Я достал из сумки «лекарство» и его рукопись.
– Поправь здоровье, – и налил ему «с верхом».
Руки его сразу перестали дрожать, и он ободрился.
– Я прочитал твою повесть. Я могу попытаться помочь тебе ее издать, но только в сокращенном виде. Таких партизанских рассказов было написано немало и в советское время. Только там были плохие партизаны и хорошая новая власть. Или хорошие партизаны и проклятые немцы. И надо бы добавить интрижки. Например, одну и ту же селянку любили два парня. И ненавидели друг друга из-за
– Но ведь дедушка мне про это не говорил!
– Ты пишешь роман или завещание своего дедушки? Ты же писатель!
Громкое звание талантивого литератора и государственные премии за патриотическую тематику уже грезились ему. Он начал прикидывать, на что он потратит свои гонорары. Я пояснил ему, что в других странах этот материал неактуален. Там такое уже написали свои. Во Франции – про маки, в Польше – про Армию Крайову, в Италии и Сербии – про своих партизан. А в Монголии его книжку не купят почитать даже три человека.
– А нельзя ли у нотариуса как-нибудь получить подтверждение, что это я написал? – робко спросил Ариэль. Он дико боялся, что я его обману и выдам его роман за свой.
– Нельзя, я спрашивал. Таких подтверждений они не дают. Они мне сказали: «Кто первый украл, тот и автор». Кстати, ты не хочешь придумать себе псевдоним?
Если сказать, что Дженни появилась поздно, то это слишком мягко сказано. Она позвонила мне в час ночи:
– Ты еще не спишь?
– Жду тебя!
– Тогда я скоро буду.
Это скоро затянулось еще на час. Я впустил ее в квартиру, и мы сразу обнялись. От нее пахло духами и недавно принятым коньячком. Я не спрашивал, что это за работа такая, что она освобождается в час ночи. Но выглядела она не так, как выглядят труженицы полей после уборки картофеля. Она была даже очень довольной и посвежевшей.
– Я так соскучился по тебе, – прошептал я ей на ушко.
– Я тоже, – и она начала раздеваться.
Что-то новенькое я почувствовал в ней с того времени, что мы не виделись. Перед моим отъездом она была настоящим зверем в постели. Сегодня же, несмотря на нашу разлуку, она все делала чисто механически. С удовольствием, со знанием дела, со вздохами, но без прежней задоринки.
Рассабившись, она повернулась ко мне спиной, и я увидел татуировку. Красивая бабочка с цветными пятнышками, махаон. Кровь ударила мне в голову! Именно эту татуировку я увидел на спине красивой незнакомки на той дискотеке у демона! Значит, тогда спиной ко мне сидела
Бред какой-то! До встречи с Тильдой я часто вспоминал ее. И не удивительно, что увидел во сне. Она сделала эту татуировку во время моего отсутствия. Но как я мог узнать об этом? Тот самый импульс информации, бродящий в пространстве?
Прозрения случались у многих. Кекуле во сне вывел формулу бензола. Лермонтов решил задачку по математике при помощи создателя логарифмов Непера. Но это все касалось настоящего или прошлого. Я же уже не в первый раз видел будущее. Не я первый, не я последний. Легко увидеть будущее лет так на сто или четыреста вперед. Все равно не проверишь. И претензии некому предъявить. А вот прозрения на неделю, на месяц или год – им цены нет! Но почему мне не приснился результат лотереи через две недели?!
Дженни увидела, что я разглядываю ее спину.
– А, ты этого еще не видел? Сейчас модно делать тату. Красиво, правда?
– Да, действительно красиво, – пробормотал я. – Хотя я против татуировок вообще. Спинка, конечно, твоя. Хорошо, что ты еще пирсинг не стала делать. Эта дурацкая мода лично мне очень не нравится.
– А я тебе нравлюсь?
– Немножко.
И с новой силой бросился на нее. Но в самый ответственный момент я прорычал:
– Я люблю тебя, Тильда!
И упал, обессиленный.
Дженни посмотрела на меня недовольно:
– Кто это такая, Тильда?
– Тильда – это такой грамматический знак, он похож на горизонтальную восьмерку, – выкрутился я. – Ты так сексуально изогнулась, что мне это вдруг пришло в голову.
Красивое тело компенсирует большинству красавиц отсутствие эрудиции. Поэтому я был прощен. Она поднялась, достала из своей сумочки помаду и зачем-то началась прихорашиваться.
Что-то из ее сумочки упало, но она этого не заметила и вернулась ко мне.
Отдохнуть во сне мне не дали даже сегодня.
Я снова оказался возле той дискотеки. Я сунулся в кассу, но продавец билетов не взял с меня денег:
– У Вас с прошлого раза осталась неиспользованная контрамарка. Вот она! Кстати, на Ваше имя выписан льготный абонемент. Охрана проведет Вас.
Я ничего не понял, но повиновался. Через «задний проход» меня провели в VIP-ложу. Там сидел Амдусциас с Лилит. У них был медовый месяц, они ласково ворковали между собой. Лилит была опять в кожаной тужурке с прорезями для грудей, но фасон был уже другим. Тужурку украшали крупные бриллианты.
– Зря ты свой выигрыш в приюты отдал! Лучше бы пропил! Я бы тебе еще не раз подсказал в игре. Поднялся бы неплохо, мог бы и миллионером стать! – заявил мне главный музыкант.– Хотя карты для меня только хобби. Я же музыкант, я хочу Тима Райса и Эндрю Ллойд-Вебера переплюнуть. Рок-оперу пишу. «Люцифер– мегастар» называется.
– Амдусциас, я работаю на твоего конкурента. А в музыке готов помочь. Я школу скрипичную окончил, у меня в детстве кличка «Моцарт» была, надо мною культуристы во дворе издевались.