Три желания, или дневник Варвары Лгуновой
Шрифт:
31 мая
Когда-то кто-то умный, а иных на цитаты не разбирают, сказал: «Credo quia absurdum»[1].
Чуть позже не менее кто-то умный решил, что сие молвил Тертуллиан, полным именем которого я бессовестно проверяю друзей на трезвость.
Поверьте, выговорить под градусом Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан в правильной последовательности задача не из простых, а уж вспомнить, чем он собственно знаменит, — задача невыполнимая…
Сложнее только…
Так
К чему это я вообще вдруг вспомнила?
К тому, что это чертово «Credo quia absurdum» было единственным, что я смогла посоветовать квартирной хозяйки, когда она поинтересовалась:
— Дорогая, и почему я должна поверить, что просроченную уже на три дня оплату, ты отдашь до конца этой недели?
В общем, признаю, мой ответ был немного остроумным и много глупым, ибо — к моему невезению и величайшему огорчению — эта образованная женщина с латынью оказалась знакома, меня поняла и…
…и дверь квартиры громко хлопнула у моего лица.
А я и мой новенький, красивенький, дорогой, а от того любимый, чемодан очутились на лестничной площадке.
Что ж наручные часики весело отсчитывали девятый час утра, а я не менее весело и заковыристо — ступеньки лестницы, поелику лифт — новый и фешенебельный, прям как дом — находился в режиме вечного ремонта.
Двор встретил меня жарой, духотой, особо ощутимой после прохлады подъезда, бьющим в глаза солнцем и радостным визгом детей.
И пока я прикидывала расстояние «крыльцо-асфальт» и соотносила их с собственными силами, зазвонил телефон.
Настойчиво зазвонил, противно, как он умеет звонить только в самые неудобные моменты. И, конечно, я перетряхнула всю сумку прежде, чем выловить его и, сдувая прилипшие к лицу пряди, прочитать на загоревшемся экране: «Любимый».
Наверное, мое злобное рявканье: «Да?!» было не тем, что от меня ждали, но на большее моих сил не хватило.
Впрочем, его растеряно-неуверенно-обреченный ответ был тоже совсем не тем, чего ожидала я:
— Солнце, а ты все уже знаешь, да?
— Что знаю, Вадик? — переспросила я, перестав тянуть чемодан и выпрямившись.
И да, согласно законам жанра, подлости, а заодно и Мёрфи, мой любимый — единственный и неповторимый — слезно раскаялся и чистосердечно признался, что в его жизнь нагрянула любовь, точнее вернулась…
…старая, пыльная и пропахшая нафталином, — мысленно и злорадно закончила я…
…единственная, неповторимая и незабываемая, — проныл Вадик.
В общем, любовь — это Кристина, она же боевая подруга детства, она же вечная соседка по парте, она же первая красавица школы, она же первая и, как оказалась, незабываемо-единственная любовь Вадика.
Что ж желаю счастья!
Правда на робкое Вадикино:
— Ну не молчи, Солнце, скажи хоть что-нибудь!
Я
— Pedicabo ego vos et irrumabo[2]… - если быть точнее, сказала я, с чувством процитировав первую строчку шестнадцатого стихотворения Катулла.
Вадик латыни не знал, но зато знал меня, поэтому проницательно обиделся.
— Злая ты, Варька! — сказал оскорбленный в лучших чувствах бывший любимый и отключился.
А я со злостью пнула чемодан, сломала каблук и подвернула ногу.
Нет, сегодня определенно не мой день.
К двум часам дня невезение достигло своего апогея и воплотилось в виде приставучего парня, что нарезал вокруг меня круги и зазывательно-оглушительно вопил:
— Девушка, девушка, только сегодня, в последний день весны, примите участие в нашей акции: «Здравствуй, лето, я пришла к тебе с приветом!». Протестируйте наш крем от загара «Белоснежное сияние» и получите в подарок личный дневник! Красивый дневник для красивой девушки! Лучший друг и советчик! С ним вы сможете делиться самым сокровенным!
С чемоданом наперевес уйти быстро, красиво, а главное по-английски, невозможно. Да и солнце, палящее пусть и не в зените, но еще около него, окончательно меня разморило, поэтому, сидя на скамейки в тени аллеи городского парка, я с ленивой усмешкой слушала эту банальную агитацию и изредка поглядывала на часы.
До пяти было еще долго, а раньше Мила — не Люда и не Людмила, а только Мила! — в своем банке не освободится и меня, бедную и несчастную, к себе в квартиру на пару дней перекантоваться не заберет.
Поэтому я смиренно сидела, ждала и скучала. Парень крутился рядом, собачкой скакал за проходящими мимо представительницами прекрасного пола от шестнадцати до восьмидесяти и…возвращался ко мне.
— Девушка…
— Почему дневник? — неожиданно даже для себя и исключительно от скуки, поинтересовалась я. — И почему Фет так безжалостно перевран? Плагиатим?
Парень запнулся, осекся, остановился и растерянно захлопал глазками.
Ну да, привычный сценарий дал сбой. Не он пристает к прохожим, а к нему, да еще и с глупыми вопросами!
Мне же было любопытно, как он выкрутится. Но парень меня разочаровал: хлопнув глазками в последний раз, он жалобно переспросил:
— Фет?!
— Ага, — я охотно согласилась и, округлив глаза, страшным шепотом спросила. — Ты что Фета не знаешь?
— Не-е-ет, — парень нервно сглотнул и с опаской оглянулся, — а он парк держит, да? Бить будет за то, что я тут без разрешения?
Последнее звучало уж совсем обреченно, а я откинулась на спинку скамейки и поняла, что разделяю мнение старшего поколения о необразованности молодежи.