Три зимовки во льдах Арктики

Бадигин Константин Сергеевич

Меня давно уже занимал один вопрос, крайне важный не только для науки, но и для практического мореплавания: как движутся дрейфующие льды - одним сплошным потоком или же существует ряд самостоятельных потоков, одни из которых движутся, быстрее, другие медленнее? Движутся ли дрейфующие льды в одном направлении или расходятся по разным путям?

Нансен, ушедший с «Фрама» вдвоем с Иогансеном по дрейфующему льду, не мог дать, ответа на этот вопрос, так как у него не было радио для связи со Свердрупом, оставшимся на судне. Отправляясь в санную экспедицию к полюсу, Нансен и Иогансен распрощались со

своим кораблем до встречи в Норвегии, так как найти «Фрам» в дрейфующих льдах без радиосвязи было немыслимо. И хотя в один из тяжелых моментов своих скитаний по льду Нансен и Иогансен, как выяснилось впоследствии, находились почти рядом с родным кораблем, им пришлось пережить еще много бедствий, прежде чем они добрались до людей.

В наш век санные экспедиции, уходящие на лед с корабля, находятся в несравненно более выгодных условиях. Изобретение радиопеленгования дает возможность не только поддерживать регулярную связь с базой, но и безошибочно находить ее. Поэтому исследование характера движения ледовых потоков не представляет особых трудностей, при том условии, конечно, если радио работает безукоризненно.

В чем же заключался мой проект санной экспедиции? Коротко говоря, я хотел оставить корабль на 20 дней, отойти на 120 километров к северу - за 87-ю параллель, раскинуть там небольшой лагерь. В это время на «Седове» должны были через определенные промежутки времени брать радиопеленги нашей маленькой дрейфующей станции. По изменению пеленгов имелась бы возможность уточнить характер движения льдов.

Наш корабль располагал прекрасным пеленгатором. Такой опытный оператор, как Александр Александрович Полянский, мог обеспечить безотказную, идеально точную регистрацию наших сигналов.

Я предполагал отправиться в санную экспедицию вместе с Бекасовым и Буториным. Оба они охотно согласились сопутствовать мне в этом большом и интересном походе. Особенно горячо встретил мое предложение боцман. Не откладывая дела в долгий ящик, он сразу же принялся хлопотать по хозяйству, собирая все необходимые вещи.

У нас не было, к сожалению, ездовых собак, и мы могли рассчитывать исключительно на собственную «тяговую силу». Поэтому приходилось тщательно отбирать и взвешивать необходимое снаряжение.

Алферов сделал для нас легкие и прочные сани из лыж, соединенных медными трубами, взятыми из холодильника. Эти сани мы решили тащить вдвоем, по очереди. На них предполагалось погрузить самые необходимые предметы снаряжения: малую радиостанцию, взятую из второго комплекта аварийного запаса, резиновую шлюпку, весившую всего 12,5 килограмма, легкую палатку, спальный мешок, секстан, компас, хронометр, анемометр, анероид, винтовку с патронами.

Кроме того, предполагалось взять с собою месячный зaпас продовольствия: 9 килограммов шоколада, 18 килограммов галет, 9 килограммов сливочного масла, 4,5 килограмма копченой грудинки, 4,5 килограмма сгущенного молока, 5 бутылок коньяка, немного спирта.

Санная экспедиция была подготовлена полностью, но осуществить ее в связи с приближением лета, а также вследствие ряда других обстоятельств, к сожалению, не удалось...

Опыт организации научных работ в зимнее время многому научил нас. Если минувшей осенью некоторые участники дрейфа сомневались, удастся ли

нам выполнить обширный план научных наблюдений, то сейчас, когда мы принимали на себя решение еще более сложных задач, таких сомнений уже не возникало.

Коллектив добровольцев-наблюдателей за эти полгода весьма квалифицировался. Раньше большинство членов команды выполняло главным образом второстепенные вспомогательные работы. Теперь же некоторым морякам можно было доверить участки наблюдений первостепенной важности. Буторину, например, были поручены по новому плану ежедекадные измерения толщины льда. Справедливость требует отметить, что наш боцман, гордившийся ответственным поручением, выполнял его ревностно и аккуратно. Бекасов нес метеовахту. Наши механики Токарев и Алферов с большим терпением и трудолюбием мастерили для научных наблюдений различные приборы.

Приборы приходилось изготовлять в холодном помещении, где металлические инструменты так и липли к рукам. Мы не всегда могли расходовать драгоценное топливо на приведение в действие мотора для работы токарного станка. Поэтому очень часто функции мотора выполняли по очереди члены команды: Гаманков, Гетман или Мегер становились у привода и, перебирай руками ремень, вращали шпиндель станка, на котором обтачивалась нужная нам деталь.

Некоторые из приборов, изготовленных нашими механиками, выставлены теперь в Ленинградском музее Арктики. Трудно представить, в каких тяжелых условиях были изготовлены приборы, поражающие даже стороннего наблюдателя своей добротностью.

Слов нет, подчас нам приходилось изворачиваться, чтобы за счет своих внутренних резервов покрывать потребности в научном оборудовании, снаряжении. Порой истощалось терпение даже у таких выносливых людей, как наши поморы, привыкшие ко всем превратностям судьбы за годы работы на Севере. Но ведь любую трудность можно преодолеть, если знаешь, что борьба эта целесообразна, что она нужна для дела.

* * *

10 марта мы вместе со всей страной торжественно отметили огромное событие - открытие XVIII съезда Всесоюзной коммунистической партии большевиков.

10 марта мы находились на 86°22',9 северной широты и 110°20' восточной долготы. Этот день в наших высоких широтах был последним днем лютой арктической ночи, - за 86-й параллелью впервые после долгой зимы показалось солнце. И, может быть, именно это обстоятельство придало на корабле дню открытия съезда какую-то особенную праздничность и торжественность. Во всяком случае, мне этот день очень хорошо запомнился.

Вторые сутки стоял сорокачетырехградусный мороз, захватывавший дыхание. Дул резкий ледяной ветер. Казалось, суровая высокоширотная зима напоследок решила показать нам все свои возможности.

В поблекшем бледноголубом, словно вымерзшем, небе бессильно угасали звезды, которые много месяцев подряд светили нам круглые сутки. Унылый полярный рассвет озарял занесенный снегом, знакомый до каждой заклепки корабль, над которым трепетали праздничные флаги.

Но вот на юго-востоке показалась робкая розовая полоска. Потом она налилась теплыми соками, стала ярче, ощутимее, сильнее, и в полдень, наконец, из низкой гряды облаков, застилавшей горизонт, высунулся оранжево-красный клин - краешек солнца, искаженного рефракцией.