Три зимовки во льдах Арктики
Шрифт:
Вот один из эпизодов того времени.
Чукотское море. Мыс Сердце-Камень. Угрюмый, скалистый берег. Мы стоим на якоре, борт о борт с угольщиком «Микоян», принимаем запасы топлива. Северный ветер гонит грязные ледяные поля. Они медленно приближаются к берегу. Кажется, будто эти льдины едва ползут. Но вот одна из них мимоходом толкнула угольщик в борт, и тот так дернулся с места, что трос, соединявший его с «Красиным», вырвался, сорвал киповую планку и смял поручни.
По вахте передано распоряжение капитана: не подпускать плавучие льды близко к судну, как бы мирно они ни выглядели.
Теперь моя очередь заступать на вахту. Помня указания капитана, сделанные моему предшественнику, я внимательно слежу за непрошенными гостями, которые кружатся вокруг наших судов. Подвахтенные матросы уже заготовили несколько сильных зарядов: четвертные бутыли, набитые желтоватой массой аммонала. В горлышко пропущен бикфордов шнур с детонатором на конце. Одной такой порции достаточно, чтобы поднять на воздух сотню тонн льда.
. И вот к нам направляется, медленно покачиваясь, огромная льдина причудливой формы. Угловатая, неприветливая, она имеет посредине какую-то глубокую пещеру вроде тоннеля. Лучшей скважины для закладки аммонала не сделал бы даже самый опытный подрывник.
– Байдарку на воду!
– командую вахтенному матросу Хохлову.
Ловкий спортсмен, комсомолец Андрюша Хохлов любит опасные поручения. Через минуту мы вдвоем уже мчимся в утлой парусной байдарке навстречу льдине. Хохлов энергично гребет веслами, а я прижимаю к груди деликатный груз - тяжелую бутыль, наполненную аммоналом.
Льдина оказалась довольно каверзной. То, что я видел с палубы, было лишь небольшим островком, поднимавшимся над поверхностью воды. Вокруг этого островка, под водой, на глубине каких-нибудь 50 сантиметров, простирались во все стороны широкие скользкие закраины льдины.
Добираться вброд к островку рискованно: можно поскользнуться и разбить бутыль.
Но раздумывать некогда: ледяное поле уже приближается к «Микояну». Я решаю во что бы то ни стало добраться до середины поля и взорвать его. Андрюша Хохлов решительными взмахами весел вгоняет байдарку на закраину.
Вскочив на ледяной островок, я осторожно спускаю четверть с аммоналом в расщелину и зажигаю бикфордов шнур... Пещера глубока. Тяжелая бутыль соскальзывает на самое ее дно, увлекая за собой дымящийся конец шнура, рассчитанный на 45 секунд горения.
Теперь надо возможно скорее убираться отсюда. Я прыгаю в байдарку, Хохлов ударяет веслом по воде, но... байдарка остается на месте.
Мы застряли, самым позорным образом застряли в двух шагах от мощного заряда аммонала, который вот-вот взорвется. Извлечь бутыль с аммоналом из глубокой и узкой расщелины теперь уже невозможно.
Прошло еще несколько мгновений. Все наши усилия оторваться от льдины были тщетными. Но на исходе тридцатой секунды, когда мы уже готовились принять на себя всю силу взрыва, я вспомнил, что на дне байдарки лежит багор. Выхватив его, я изо всех сил начал отталкиваться от проклятого ледяного острова. Байдарка дрогнула и скользнула на воду. Едва Хохлов успел сделать несколько взмахов веслами, как раздался оглушительный грохот, и нас обдало градом мелких ледяных осколков. На том месте, где только что стояла байдарка, взлетели гигантские ледяные глыбы...
Мы
* * *
В сущности говоря, каждый советский моряк, которому довелось плавать столько же, сколько и мне, мог бы рассказать немало таких историй. Я привожу их здесь именно для того, чтобы показать, как сама жизнь формирует человека.
Школа жизни сурова. Но она дает то, чему не выучишься за партой, - опыт, закалку, уменье владеть собой. После каждого дальнего рейса я чувствовал себя как-то старше, серьезнее, собраннее.
Когда теперь оглядываешься на пройденный путь, видишь: та школа, которую я проходил в плаваниях, заставляла меня всякий раз больше и энергичнее работать над собой.
Сначала это были кружки и школы технической грамоты, потом Владивостокский мореходный техникум, который я окончил почти без отрыва от производства, потом самообразование... В плаваниях я приобрел квалификацию штурмана-сперриста и знания, необходимые капитану.
Комсомол и партия вооружили меня политически. Я всегда стремился активно участвовать в партийной и комсомольской работе, был секретарем комсомольских ячеек на многих судах, принимал участие в деятельности морских клубов.
Когда же в дрейфующих льдах Арктики мне пришлось принять командование «Георгием Седовым», жизненный опыт помог справиться с трудным и ответственным заданием партии и правительства.
Был уже поздний вечер, когда я закончил письмо пионерам, в котором кратко описал свой жизненный путь. Засунув бумаги и документы в ящик стола, вышел на палубу, чтобы посмотреть, не утихла ли пурга.
Норд-ост попрежнему бушевал надо льдами, вздымая тучи снежной пыли. Гряды голубых торосов напоминали внезапно окаменевший прибой. Сквозь пургу просвечивал бледный диск солнца, окруженный двумя концентрическими кругами. Это явление, именуемое на языке метеорологии двойным гало, придавало безжизненному пейзажу особенно угрюмый, фантастический колорит.
Но вот откуда-то сквозь свист и вой пурги донеслась веселая песенка, зазвенел смех, и вдалеке показались два знакомых силуэта: один худощавый, в оленьей малице, со складным ящиком, и другой поплотнее, в коротком ватнике и с карабином за плечами. Это Буйницкий и Гаманков возвращались с очередных магнитных наблюдений,
И сразу стало веселее на душе: как бы ни злилась пурга, как бы ни был суров наш май в сравнении с тем, какой знает Большая земля, мы живем, трудимся и продолжаем творить дело, доверенное нам родиной.
«Седов» готовится к навигации
Дрейф «Седова» на запад оказался более стремительным, чем мы предполагали.
В апреле восточные ветры продвинули наш корабль к западу на 101,3 мили, со средней скоростью 3,4 мили в сутки. В мае «Седов» продвинулся на запад всего на 19,6 мили, но зато под действием упорных северных ветров он опустился на 57 миль к югу. А за 15 дней июня мы совершили новый стремительный скачок на северо-запад, продвинувшись к западу на 43,1 мили и увеличив широту на 44 мили, иначе говоря - почти на три четверти градуса.